Ундина пыталась сосредоточиться, но сознание продолжало убегать в серые пределы, к письму, которое она прочитала слишком быстро, к отцу и матери, к Вив и Никсу, Моргане, Мотыльку, Нив и К. А. И Блику, лихорадочно вспомнила она.
«Кровь, — напомнила она себе, — ключ… в моей… крови».
Кровь была красновато-фиолетовой, совсем не такой, что текла в существах вокруг нее. Благодаря глазным каплям даже собственное тело она теперь видела иным — не светящимся, но более плотным.
«Ты особенная. Я создала тебя слишком рано».
Значит, дело в ее крови. Что, если ее сила высвобождалась вместе с кровью? Но зачем она нужна Блику?
«Взмах крыльев бабочки… связано… все взаимосвязано…»
Она была… подменышем? При этой мысли ей захотелось потерять сознание. Но сейчас здесь, в кузове увозившей ее машины «скорой помощи»… — кстати, насколько быстро они едут? — впасть в беспамятство означало верную гибель. Изъятия еще одного пакета крови она не перенесет, а умирать ей не хотелось.
Она услышала голос. Темный, сдавленный, но реальный. Лежа в постели под сплетающимися зелеными листьями джунглей в стиле Руссо много недель тому назад, они с тем юношей становились одним целым, сливаясь друг с другом. Теперь он звал ее и просил о помощи.
«Прикрой нас, Ундина».
Прикрыть? Словно в игре?
«Он несет кусочек Новалы в самом себе… все в его роду таковы. Теперь он оказался здесь, между мирами, в так называемой бреши. Если вы встретитесь, он может помочь тебе. Но лишь немногие индукторы могут пройти через брешь…»
— Она почти отключилась, — сказал самый старый и потянул за иглу в ее вене. — Отсоединять ее?
— Сколько получилось?
— Три.
— Еще один. Он сказал, что нужно как минимум четыре.
«То, что я сделала, незаконно. Они уничтожат нас, если узнают».
Ундина приоткрыла один глаз — совсем чуть-чуть, так чтобы они даже не увидели блеска белка. Седой старик вытаскивал иглу из ее предплечья.
«Взмах крыльев бабочки».
Она сжала руку в кулак.
— Не могу вытащить.
Чья-то рука сдавила ее подбородок.
— Пусти, малышка.
Ундина сжала кулак сильнее. Она чувствовала холодное жуткое острие у горла и вонь от дыхания резателя.
— Я сказал, отпусти.
Ее лицо закаменело, но кулаков она не разжала.
— Думаю, она в шоке.
Кто-то нагнулся над ней, продолжая говорить, — это был тот, шатен, сообразила она. Должно быть, нож держал другой.
— Не могу вытащить иглу, пока она так сжимает кулаки.
— Развяжи ремни и потряси ее. Она не очнется.
— О блин. Мой кофе. Да этот придурок не умеет водить!
На мгновение нож убрался от шеи — пока резатели менялись местами и принимались отвязывать ремни на ее запястьях. Ундина подождала, пока не почувствовала, что рука свободна. Он открыла глаза и увидела склонившегося над ней шатена. Другой, у которого был нож, отряхивался от пролитого кофе. Третий отвернулся к капельнице.
Она потянулась к своему локтю, выдернула иглу и воткнула ее шатену в глаз. Из глазницы выплеснулась желтая жидкость. Тот, что облился кофе, обернулся на крик, но Ундина уже села, потянулась левой рукой и снова ткнула иглой в лицо неприятеля. В глаз она не попала, но похититель выпустил нож, и тот упал на пол. Третий еще не успел отодвинуть капельницу и наклониться над каталкой, чтобы снова привязать ее, как Ундина вывернулась, свободной рукой нащупала на залитом кофе полу рукоять ножа и стиснула в пальцах. Мужчина с ножом рывком потянул ее назад, а она мигом вонзила клинок в его дряблое бедро. Он закричал, машина дернулась и, завизжав тормозами, начала сбрасывать скорость.
— Что у вас там творится? — закричал шофер из кабины.
— Я убью вас, — выдохнула Ундина через напряженные губы и воткнула нож глубже. — Я обреку вас на бесконечную муку. Руки на виду! — приказала она.
Резатели колебались. Она выдернула нож и воткнула его в плечо самого старого из них — тот согнулся от пронзительной боли.
— Эй! — Спереди донесся крик и хлопанье двери.
— Я сказала, держать руки на виду. И не двигаться.
Они повиновались.
— Теперь ты, — приказала она, лихо махнув лезвием в сторону третьего, возле капельницы. — Развяжи ремни.
Сначала ногу, потом правую руку. Ундина была свободна.
Она быстро нырнула в переднюю часть, в кабину, заперла дверь и включила зажигание, поставила машину на ручной тормоз. Резатели скреблись в салоне позади нее. Она окинула взглядом приборную доску и нашла то, что искала. И как только рука в красном рукаве просунулась через маленькое окошко в перегородке, отделявшей кабину от салона, и загорелся огонек задней двери, она резко нажала на газ, снявшись с тормоза. Машина рванулась и круто накренилась. Ундина услышала, как загремела каталка, упало что-то тяжелое, сзади раздались крики.
Она полоснула клинком по руке резателя, прямо между толстых перепончатых пальцев, и тот наконец сдался.
Вокруг заревели гудки. Она попыталась выправиться, едва не столкнувшись с соседним автомобилем. Кровь, которая текла из раны, сначала мерцала, но теперь начала медленно темнеть. В глазах постепенно прояснилось. На первом же размытом указателе Ундина прочла: «Озеро Форест» — и свернула туда, решив, что слово «озеро» в названии звучит многообещающе. Оттуда она так или иначе доедет до Эванстона.
Пышные верхушки дубов и ясеней отбрасывали кружевные зеленые тени на лобовое стекло. С каждой минутой накатывала все большая слабость и головокружение. Вот впереди широко раскинулось озеро, приветствуя ее ярким блеском, по берегу замелькали деревушки — Хайленд-парк, Гленко, Кенилворт, — и Ундина забеспокоилась, не пропустила ли нужный поворот.
«Прикрой нас, Ундина».
Она удивилась, как ей вообще удается сосредоточиться на внешних обстоятельствах, когда в голове теснятся все эти звуки: хриплое упорное дыхание Морганы, шаги тяжело бредущего К. А. Похоже, они бегут, мимо проносятся стены. Кто-то тащит Нив на руках. Они ищут свет. Раздается какой-то звук, похожий на жужжание высоких частот, — это Мотылек? И над всем этим — Никс, зовущий ее.
«Ундина, — повторял он снова и снова, — прикрой меня».
— Я здесь, — услышала Ундина собственные слова, произнесенные вслух. Она притормозила, остановив взгляд на сплетении веток дерева, клонившихся к озеру. Что подумают ее родители? Что она им скажет? Что решила в конце концов сдать кровь?
Она опустила ветровое стекло. Подул легкий ветерок.
«Но твоя группа крови уникальна, Ундина», — скажут они.
Она сидела тихо, глядя на разбивающиеся волны, чистую воду и стараясь собрать все силы, какие только оставались в ее обескровленном теле.
