Удар с разворота каблуком он все-таки успел блокировать. Перехватил тонкую лодыжку обеими руками, вывернул, заставляя укатэ делать выбор: прощаться с коленом или упасть…
Она успела вскочить одновременно с Павлом. Отступила на шаг, явно припадая на левую ногу. Сделала быстрое движенье кистью, вытряхивая из рукава… Ага, значит, булавку свою все-таки не выбросила. Только зачем? Не проще ли все же позвать интаев?
Он ринулся вперед разъяренным быком. Пусть колет – теперь уже все равно! Такой игрушкой не убить мгновенно, а он хотя бы свернет эту хрупкую шейку с чистой совестью…
Анна с натугой выдохнула, снова оказавшись прижатой к стене. Не сделав ни единой попытки защититься или напасть, она лишь подняла руку на уровень груди… И Павел невольно ослабил натиск, не доводя задуманное до конца всего на одно-единственное движение.
– Возьми… – выдохнула она сквозь его ладонь, закрывшую половину лица. – Лучше этим… Тогда Инти примет меня…
Он опустил взгляд. Двумя пальчиками Анна держала стилет напротив сердца, острием к себе. Черт возьми, даже этот ее отчаянный жест вышел по-королевски изящным!..
– Как скажешь, высокорожденная…
Чтобы принять рукоятку стилета, ему пришлось снова отпустить ее шею – ни единой попытки ударить или отбросить клинок. Что ж, сама выбрала. Легкий нажим и… Пожалуй, даже достанет до сердца.
Только вот почему в ее глазах такой откровенный страх? Не расчетливая имитация высокорожденной интригантки, рискнувшей жизнью в надежде завоевать доверие. И не опасение, что провалится какой-то новый хитроумный план… Страх смерти. Она была уверена, что он убьет, и потому – именно сейчас – безумно хотела жить…
Его рука с оружием дрогнула, игольчатое острие пронизало одежду, накололо кожу на груди.
Испуганный вздох, прикрытые ресницы… И готовность ко всему.
– Давай, – прошептала она. – Если ты предал меня… Именно ты… Кроме встречи с Инти, мне желать больше нечего.
Стилет звонко ударил в каменный пол, выпав из ослабевших пальцев.
– Господи, – выговорил Павел, отступая. – Прости… Аня, прости!
Обнять, прижать к груди, успокоить – этого он сделать не мог, руки все еще были скованы. Зато он мог пасть на колени, будто пред снизошедшей до смертного богиней – посланницей того самого солнечного бога…
– Прости… – руки вцепились в цепь, только чтоб не сложиться в молитвенном жесте. – Прости меня… Просто… Все это сразу навалилось… Это снова ящеры, понимаешь?.. Они послали меня не только уничтожить твой мир! Я ведь – Хаос, понимаешь? С тех самых пор, как пропустил через себя их магию… Градобор искал источник на Земле, а это был я!.. Чщахт послал меня умереть здесь!.. Прости, я думал, что… Что ты…
– Что я – тоже? – спросила она.
Шагнула ближе, тоже опускаясь на колени. Взяла его голову, не опасаясь больше испачкаться или причинить боль. Пригнула, поцеловала в лоб.
– Дурачок… Великий Инти, какой же ты дурак! И какой слепец! Я низвергла Империю! Я преступила все законы и не только своей ветви! Я предала отца… Ради чего, ты думаешь? Ради свободы для грязных такинэ? Ради торжества вселенской справедливости? Плохо ты, воин, знаешь нас, укатэ… Такие мы эгоисты – можем разрушить мир, если взбредет в голову, что цель того стоит… Я посчитала – стоит. Потому что просто… Я ведь тебя…
– Стоп! – Павел резко высвободился. Отстранился. Нет, ну это уж действительно слишком! Он вдруг отчетливо понял, что хочет сказать ему индеанка. Да, действительно, надо быть уж полным слепцом, чтобы не понять это еще на Земле. Гордость не позволяла сказать прямо, но она ведь старалась, делала что могла… Не ради своей революции и не стремясь завоевать расположение Шефа Земного отдела… Лишь желая, чтобы он понял сам, без слов. Вот только… Как обухом по голове теперь это понимание. Ненужное и лишнее. Совершенно несвоевременное. И по большому счету – неприятное. Вот, блин, почему ему так везет на любовь неординарных личностей, а? Шрамы на груди от прошлой такой любви зажили, но теперь как бы не пришлось расплачиваться головой!
– Павел, – позвала Анна. Она уже изменилась. Собралась, вспомнила о своей гордости… Может быть, даже жалела о своем несказанном, но как будто все же прозвучавшем признании. – Павел, мне жаль. Если то, что ты сказал про смарров… Только как ты узнал?
– Градобор наладил контакт, – устало пояснил Павел. – Он никогда не был сволочью, если этого не требовали интересы Общины. Сейчас он от Общины отдельно.
– Ясно, – Анна закусила губу. – Тогда нам нельзя следовать старому плану. Ящеры не оставляют свои интриги на произвол судьбы. Наверняка Чщахт уже договорился с министром Итакомаром об обмене моей головы на твою и теперь готов лично оценить результат. К черту репликатор, нужно выбираться!..
– Как? – Павел усмехнулся. Он знал ответ.
– Погоди… – она прошлась вдоль стены, словно тигрица по клетке. – Погоди, я сейчас придумаю… Сейчас что-нибудь… Не может не быть выхода…
– Не может, – согласился Павел. – Нужно взорвать репликатор, свергнуть императора и уйти жить в джунгли. Только так, на волне всеобщего… гм… Хаоса. Готова на рай в шалаше?
Она замерла. Нет, не то чтобы приняла его слова всерьез, просто, должно быть, очень сильно хотела…
– Да, – решительно кивнула. – Именно так, взорвать и свергнуть. У меня было слишком мало времени, очень сложно так быстро склонить интая на свою сторону, особенно из роты лейб-охраны… И теперь я понимаю, почему капитан Тирихама взял мое золото.
– Ему приказали это сделать, – предположил Павел.
– Разумеется. Путь через шлюз теперь заказан. И все это, – она раздраженно пнула звякнувший железом мешок, – совершенно бесполезно. С боем не прорваться, если не откроются главные ворота.
– Точно, – Павел кивнул. – Даже пробовать не буду.
Она с интересом обернулась в его сторону.
– Хочешь по-другому?
– Возможно. Придется лишь поверить в обещание одного гиперборея. А заодно в теорию Потапова… Ты сумеешь добыть гиперборейские крылья, прежде чем тебя схватят, а меня расстреляют?
– Запросто, – она фыркнула. – Император любит сувениры из ветвей Древа, мой отец лично дарил ему несколько пар.
– Дворец кишит охраной, – напомнил Павел.
– Отец дарил несколько пар, – повторила Анна. – Но не все ему… И не все дарил… короче, через полчаса у тебя будут крылья. Куда полетишь?
Она выразительно обвела взглядом каменные стены и потолок.
– Внутрь, – произнес Павел. – А ты подождешь у дверей, пока я их открою. Одна и без всякого боя, не давая ни малейшего повода шлепнуть себя раньше времени.
Она наконец поняла, и глаза ее снова округлились от страха. Только на этот раз уже не за себя. Глупая, если уж выбирать, чего бояться, то лучше все-таки возможного, а не неминуемого.
