— Но… разведданные… — прорезался голос с места.
— Значит, мы и здесь вас переиграли.
— Вы что, считаете себя таким хорошим полководцем? — возник второй голос.
— Сыграем в war game? На самом деле в большинстве случаев не нужно быть великим полководцем. Нужно просто знать дело. Военное правило гласит: следует полагаться не на то, что враг не пришел, а на то, что ты ждешь его; следует полагаться не на то, что враг не атакует, а на то, что ты неуязвим. Откуда?
— Мао? — предположил кто-то.
— Почти. Плус-минус две с половиной тысячи лет. Сунь Цзы. Продолжим. Разгильдяйство отдела разведки на тот момент не поддается никакому описанию. Начнем с того, что аэродром в Багерово, где базировались учебно-боевые самолеты «Стриж», не был захвачен 29-го апреля по одной причине: его не внесли в список военных объектов. Цена такой забывчивости — потеря 222-го танкового полка и в конечном счете — Керченского полуострова в сражении у Семи Колодезей…
* * *
— Здесь погреба есть? — спросил Агафонов у мэра Семи Колодезей.
— Какие погреба? — не понял тот.
— Обыкновенные! Под землей которые! Где картошку зимой держат!
— Я полагаю, что есть, — кивнул ошарашенный мэр. — Но зачем это вам?
— Чтобы никого случайно не поубивало! Залезьте в эти погреба и сидите, пока здесь не закончится, понятно? Передайте быстро по всему поселку, чтобы никто не показывал на улице носа!
Не дожидаясь ответа, он повернулся на каблуках и зашагал на позицию.
Три подбитых танка, притащенных на буксире, затянули в отрытые танковые окопы. Он вспомнил, как были подбиты эти машины: невесть откуда взявшиеся белогвардейские самолеты ударили по их колонне на дороге.
— Суки. — Полковник сплюнул в аккуратно подстриженный газон.
Он шел вдоль канала, по берегу которого и проходила одна из укрепленных линий.
Тот бой был кошмаром. Еть-копать, все это утро было кошмаром и вся вчерашняя ночь. Но тот, закончившийся три часа назад, бой — особенно.
…Человеку молодому, здоровому физически бывает особенно болезненно и несносно сознание своей беспомощности, когда его свалит внезапная хворь или рана. Тело, совсем недавно повиновавшееся тебе беспрекословно, выходит из подчинения, резко ограничивая меру твоей свободы пределами пространства, которое оно занимает лежа. Старик или человек, привыкший к болячкам, способен в этой ситуации на большую твердость духа — такое ему привычно, и он знает, что можно этому противопоставить. А вот здоровяк, внезапно свалившись, нередко ломается психически.
Нечто подобное произошло и с Агафоновым — его полк, совсем недавно бывший единым организмом, слаженным оркестром, разваливался на куски, и полковник не знал, что этому противопоставить. Он не остановился бы ни перед какими мерами, вплоть до публичных расстрелов, но видел, что и это не поможет, и знал, почему — он и сам утратил кураж, он больше не был ни в чем уверен. Даже злости не было — одна усталость и обреченность.
С того момента, когда он увидел самолеты…
Конечно, не в них дело, точнее — не только в них… Но и в них — тоже.
Он увидел самолеты и понял, что небо потеряно.
Этого не могло быть. Такая огромная страна, такая огромная армия, такая мощь, как же так, почему в небе спокойно чувствуют себя белые?
Он решил, что сходит с ума. Но в своем уме или нет — он должен был что-то сделать, впрочем, ребята и сами знали, что делать. «Шилки» сбили один самолет, но радоваться было нечему: не успели они дойти до Новониколаевки, как появилась дюжина белогвардейских учебно-боевых «Стрижей», и у каждого под крыльями было два блока НУР, а в каждом блоке — по две кассетные бомбы. От «Шилок» просто ничего не осталось, а остальные могли только грызть локти. Зенитные пулеметы подбили двоих, но те удержались на лету и, видимо, допиликали как-то до близкого аэродрома. Ребята с «Шилки», перед тем как погибнуть, сбили еще одного, но здесь не футбол, и не будешь утешаться тем, что размочил счет: за белыми, кроме «Шилок», остались три танка, семь БТР и четыре самоходных гаубицы.
Не успели они вытащить раненых и обожженных, взять поврежденные, но хоть на что-то годные машины на буксир и тронуться, как их догнали передовые отряды белогвардейской бронемобильной бригады. О дальнейшем Агафонов вспоминать не хотел. Они отбились, и хоть отступили — но все же не бежали.
…В том-то и весь ужас, что до бегства оставалось совсем немного. Хватало всего, чтобы продолжать драться — боеприпасов, горючего, оружия… Не хватало духу. Агафонов смотрел в глаза солдат на позиции — и не видел в них решимости умереть здесь, но позиции не оставить.
Он запретил болтать о том, что сообщили вернувшиеся с Парпачского перешейка и Арабатской Стрелки разведгруппы: везде был противник, везде он открывал огонь на поражение. Белые отбили Феодосию и Стрелку, единственное, что Агафонов мог попытаться сделать — это удержать Керченский полуостров до подхода своих с Тамани. Они ведь подойдут! Не могут не подойти!!!
Теоретически… Да, теоретически он мог разбить этого Ордынцева… Соединиться с остатками тех, кто ушел из Феодосии… Вернуть Керчь, окопаться на перешейке…
Теоретически он мог и в космос полететь вместо Гагарина…
Этот поселок назывался Семь Колодезей, и здесь они устроили рубеж обороны. С двух сторон их прикрывал канал, с третьей — Апашское соленое озеро, с четвертой наступал подполковник Ордынцев.
Агафонов вышел на связь с 229-м полком, чтобы услышать мрачные новости: от полка остался, от силы, батальон и этот батальон загнан в порт Феодосии, где и будет отстреливаться до последнего патрона. 224-й мотострелковый полк обнадежил: они собирались пробиваться с Арабатской Стрелки, — но Агафонов не рассчитывал и на них. Он почти осязаемо чувствовал, что сегодня ранним утром что-то переломилось, и переломилось в пользу белых. Командующие дивизиями «Несокрушимой и Легендарной» упустили какой-то момент, когда не поздно было собраться и ударить, и дело даже не в помехах, которые утром забивали весь диапазон, а в том, что… Агафонов не мог это определить, но линия разлома проходила и через него, она проходила через каждого, вплоть до последнего первогодка. «Дух относится к телу как три к одному», — чеканно сформулировал Наполеон. Этой ночью был сломан дух советских войск.
Атака началась в три пополудни. Агафонов отметил качество работы артиллеристов: лупили точно по позициям, пристрелка заняла считанные секунды. Надо думать, ребятам на учения отпускают не по три снаряда в год. Полчаса, прикинул Агафонов, а потом они пойдут в атаку.
Через полчаса Агафонов увидел, что оказался прав. Он думал об Ордынцеве лучше.
Все должно было решиться именно сейчас. Нужно только втянуть в бой как можно больше белых, заставить их наступать по всей позиции.
А тем временем танковая рота капитана Сторожихина тихо-онечко обойдет озеро и ударит белым в тыл…
