произнесла:
— Итак, этого ты хочешь.
Трейс покачал головой, темные брови его хмурились.
— Нет. Не хочу. Так должно быть.
Она не смогла сдержаться, и в ее словах чувствовалась горечь.
— Я никогда не думала, что ты будешь отступать, как последний трус, Трейс Тейлор!
На его скуле заиграл мускул, но он не позволил чувствам отразиться на лице.
— Жаль, что ты так думаешь.
Повернувшись к нему лицом, Бетани заговорила, готовая разрыдаться:
— Ему жаль! Очень человечно предъявлять претензии на твоем месте! — Несмотря на ее благие намерения, горячие слезы проступили на глазах, и она утерла их тыльной стороной ладони. В горле стоял комок, ей хотелось выбежать из комнаты и не оборачиваться. Что ж, она сделала свой выбор, и теперь это сделал он.
Все или ничего, сказала она себе. Теперь ей было известно, что в ее будущем не будет ничего, связанного с Трейсом. Он не собирался покидать Перу, он не просил ее остаться. Он ни разу не упомянул о любви или просто о заботе, он стоял, неподвижный, будто каменное изваяние, наблюдая за ее рыданиями, и его красивое лицо не выражало ничего.
Неимоверным усилием собрав остатки хладнокровия и достоинства, Бетани повернулась к нему и протянула руку.
— Ну, ладно, должна сказать, что это был памятный эпизод в моей жизни, Трейс. Я не забуду тебя.
Наконец что-то в его лице изменилось в ответ на ее слова: на нем промелькнуло слабое удивление, потом радость, и он взял ее крошечную ладошку в свою широкую ладонь.
— Надеюсь, что так, — глухим голосом, от которого у нее защемило сердце, ответил он. — Я знаю, что никогда не забуду тебя, Бетани Брэсфилд.
Она повторяла эти слова впоследствии, храня их, как талисман, предохраняющий ее от боли потери. Призрачная надежда на то, что он сможет передумать, рассеялась, когда она села на пароход в Каллао и перуанский берег остался позади. Он не передумал, даже не стал сопровождать ее обратно в Лиму. Ее проводил Спенсер Бентворт, галантно настоявший на этом, утверждая, что все равно едет в порт встретить корабль.
— Я буду более чем счастлив быть вашим сопровождающим, дорогая, — сказал он и на прощание долго махал с причала.
Подставив лицо соленому мокрому ветру, Бетани старалась не думать о Трейсе. После возвращения в Сан-Диего ей предстояло много дел. Бентворт учредил стипендию имени ее отца, выделяемую на проведение археологических раскопок. Стипендия имени Горацио Т. Брэсфилда будет служить для финансирования будущих исследований. И хотя Брэсфилд не войдет в историю археологии в качестве первооткрывателя Вилькапампы, он будет фигурировать в изданиях в связи с другими успехами.
Издания… Бетани посмотрела на блокнот в кожаном переплете, зажатый у нее в руке, который ей вручил Бентворт. Хотя он сильно пострадал от дождей и не мог служить уже доказательством того, что Горацио Брэсфилд обнаружил Вилькапампу, для Бетани он был чрезвычайно ценным, и Бентворт это понимал.
Какой-то человек принес его с развалин, взволнованно рассказывал он. Они снова отыщут город, несмотря на землетрясения, уничтожившие дороги. И они принесут оттуда сокровища, которые Бертолли не удалось припрятать.
Бетани не хотелось слышать больше ни о золоте, ни о серебре, ни о статуях, ни об урнах, ни о Поте Солнца и Слезах Луны. Ей хотелось домой. Ей хотелось тишины. Она твердо решила вернуться в университет Сан-Диего и заняться живописью. На сей раз она не позволит никому и ничему погубить ее мечту.
Но, стоя, исполненная решимости, на палубе огибающего берега Южной Америки парохода, Бетани никак не могла избавиться от терзающего ее чувства одиночества. Может, половина урожая лучше, чем ничего? От этой мысли Бетани вздрогнула. Нужно ли ей было умолять Трейса, чтобы он позволил ей остаться?
Белые гребешки волн разбивались о корпус судна, и Бетани понимала, что никогда в будущем не будет счастлива. Они должны были прийти к полному согласию.
А теперь у нее оставалось лишь искусство и множество планов на будущее, которые помогут ей не думать о Трейсе Тейлоре.
Глава 32
Калифорния, Сан-Диего, октябрь 1890
Снова октябрь. Неужели миновал лишь год с тех пор, когда она стояла на этой веранде, глядя на возвышающиеся вдали калифорнийские холмы, мечтая о волнующем и полном приключений путешествии в Перу? Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.
Бетани, не находя себе места, ходила взад-вперед по выложенному каменными плитками полу. Она уже месяц дома. В этот раз все было не так, как в предыдущий: вместо бледной, подавленной смертью отца девушки, похожей скорее на механическую куклу, она вернулась обратно полной решимости женщиной. Она уже возобновила занятия живописью в университете, так как проявивший понимание профессор позволил ей приступить к учебе немедленно, не дожидаясь начала следующего семестра. Он был очень обрадован, увидев ее снова. Бетани показала ему блокнот с набросками, которые она сделала, возвращаясь из Перу, и профессор был приятно удивлен.
— При помощи ваших мелков, мисс Брэсфилд, эти вещи словно оживают! — сказал он. — У меня такое ощущение, что я могу коснуться этих древних каменных стен и почувствовать покрывающий их мох и плющ… А этот мужчина на вид очень опасен, у меня просто холодок пробежал по спине!
Бетани забыла о своих набросках Трейса. Как-то поздним вечером, не в состоянии справиться с тоской, она села за залитый лунным светом стол и нарисовала его таким, каким он лучше всего ей запомнился, с насмешливой улыбкой на губах и мерцающими искорками в глазах. Она выдернула этот лист из альбома сразу после того, как профессор обратил на него внимание.
Нет никакого смысла грустить о том, что недостижимо.
Опершись об окружающий веранду широкий каменный парапет, Бетани наслаждалась дувшим с гор теплым ветерком. Яркие красочные сполохи выделялись среди покрывающей холмы зелени, привносили особый шарм в пейзаж, и Бетани решила достать холст и краски и сделать на следующий день рисунок с этого вечно меняющегося ландшафта.
Наступила ночь, везде горели огни, а Бетани все сидела на веранде. Ее единственная служанка, молоденькая мексиканская девушка, уже ушла домой, оставив на кухне приготовленную еду. Бетани была совершенно одна, и никогда еще это не ощущалось с такой остротой.
На небе появилась неполная луна, залившая веранду бледным неярким светом. Ветер стал холоднее, и ее тонкой хлопковой блузки было явно недостаточно. Она поежилась и скрестила руки на груди.
— Ты когда-нибудь одеваешься по погоде? — раздался за ее спиной глубокий, немного насмешливый голос. Бетани медленно повернулась. Сердце ее остановилось, а в горле встал комок. В проеме распахнутой двери, на
