и теперь обжигало нижнюю часть спины и правую ногу. Ему совершенно точно вкололи не наркотик, но и обыкновенным физраствором это не было. Красная жидкость представляла собой нечто совершенно иное. Дарвин чувствовал, как начинает полыхать тело, но майку снять он не мог из-за болта, торчащего из живота. Деревяшка засела в нём настолько плотно, что даже крови вылилось совсем немного.
– Я не чувствую пульса! – произнёс Электролит, когда в очередной раз проверил руку Фары.
– Тотум забирает нас, – с блаженством произнесла Фара. – Он зовёт…
– Оставайся в сознании, Фара, – приказал Дарвин. – Нам нужно, чтобы ты говорила.
– Тотум заберёт меня туда, куда попадают его самые преданные последователи. В его личный мир, который уготовлен для нас…
С остервенением Электролит принялся давить на грудь Фары. Каждые два десятка нажатий он наклонялся и вдыхал ей воздух в лёгкие. После трёх повторений её сердце снова забилось в нормальном ритме, и Электролит, вспотевший от напряжения, выдохнул.
Дарвин сел на поддон к Фаре и Катоду, чтобы не ходить со стрелой в животе. Электролит тянул всех троих к дальнему выходу, где находилась решётка с навесным замком. По пути Дарвин заметил аптечку, лежащую на одном из столов. Она была открыта, а всё содержимое разбросано по столешнице. Он схватил всё, что там было, и начал перебирать. В основном внутри находились дешёвые препараты для повседневных нужд, вроде абсорбентов и слабых обезболивающих.
– Он такой красивый! – произнесла Фара и захихикала. – Так смешно перебирает лапами, когда передвигается…
После этого её глаза закрылись, а голова откинулась набок. Электролит проверил её пульс и в сердцах выкрикнул:
– Паскуда!
Он снова начал делать ей непрямой массаж сердца и вдыхать воздух в лёгкие. В этот раз сердце забилось лишь на шестой раз, но вяло. Пульс почти не прощупывался.
Фара открыла глаза, осмотрелась по сторонам и произнесла очень медленно, с расстановкой:
– Отпустите нас, не надо заставлять Тотума ждать…
После чего посмотрела на Дарвина таким взглядом, что у него ком стал поперёк горла. За прошедшие недели он так сблизился с Фарой, что начал считать её лучшей подругой. Он знал, что и она относится к нему с такой же теплотой. Трудно было смотреть, как она теряет сознание от передозировки. Дарвин взял её за руку и тихо прошептал:
– Ты отправишься к Тотуму позже.
Её сердце готово было отказать в любую минуту, и следующий непрямой массаж уже мог не оказать нужного эффекта.
– Мы видели его, он настоящий, он существует. Зря ты нам не верил…
– Да, зря, – подтвердил Дарвин. – Но я исправлюсь.
«Чёртовы сектанты, чёртов выдуманный Бог», – подумал он в отчаянии.
Из всех препаратов в аптечке лишь «Налоксон» мог быть полезен, так как на упаковке значилось: «Устраняет эффекты опиоидных анальгетиков». Но инструкции к препарату не сохранилось, а вводить незнакомое вещество Дарвин побоялся.
Всё его тело к этому моменту горело, но температуры не было. Создавалось ощущение, что ему в кровь впрыснули экстракт красного перца. Кровь начала закипать изнутри, превращаться в магму.
Анод нашёл ключ от решётки, но не мог открыть им замок: тот, по всей видимости, заржавел либо искривился за годы, пока его никто не использовал.
Выстрелы в «Локо веритатис» не прекращались ни на секунду, поэтому путь наверх предстояло проделать по металлической лестнице. Дарвин даже не представлял, как он сможет подняться по ней с болтом в животе, да ещё тащить за собой Фару без сознания.
– Дарвин, помоги, – услышал он голос Электролита и обернулся. От увиденного у него самого чуть сердце не остановилось: Фара лежала на спине, её тело тряслось в судорогах, тогда как её глаза были широко открытыми, она смотрела в потолок и тянулась к нему правой рукой, словно пыталась схватиться за что-то невидимое.
– Мы идём к нему, – произнесла она. – Прощайте…
Дарвин прижал Фару к поддону, чтобы она не навредила сама себе.
– Сердце не бьётся, – вымолвил Дарвин, не нащупав ни пульса, ни сердечного ритма. Он начал методично давить ей на грудь, но девочка не отзывалась. – Она умирает!
Пока он возился, в руках Электролита появился шприц, внутри которого переливалась прозрачная жидкость. Вскрытая ампула с «Налоксоном» лежала поблизости.
Руки Электролита тряслись так сильно, что он лишь стоял с занесённым кулаком. Он не мог остановить тремор с того момента, как опустил микроскоп на затылок мужчины.
– Я не могу, – произнёс Электролит, выпучив глаза. – Ей надо попасть в самое сердце.
– Куда? – удивился Дарвин. – А ты его не остановишь, если проткнёшь иглой?
– А куда колоть? В вену? Кровотока же нет!
Электролит замахнулся, чтобы вонзить иглу в грудь Фары, но остановился. Его кулак с зажатым шприцем ходил ходуном.
– У меня не получится, – произнёс он обречённо.
– Давай я, – предложил Дарвин и тут же выхватил шприц.
Секунду он стоял неподвижно, с занесённой для удара рукой, а потом с силой опустил её вниз. Игла угодила точно между рёбер и погрузилась в грудь по самое основание. Это произошло даже легче, чем Дарвин ожидал, словно перед ним находилось не твёрдое человеческое тело, а кусок пластилина.
Сердце Фары внезапно застучало, не успел он до конца выдавить жидкость из шприца.
– Пожалуйста, не надо, – произнесла она, словно не отключалась на целую минуту. – Мы должны идти.
Пока Фаре становилось лучше, Дарвин чувствовал себя всё хуже. Про болт в животе он и вовсе успел позабыть, изнывая от жара, растекающегося по телу. Каждая мышца начинала болеть, сжималась словно от ударов электрическим током. Старая футболка промокла от пота, в желудке бурлило, горло пересохло и молило о воде. В голове гудело, а в ушах беспрерывно что-то стреляло.
– Эл, – позвал он. – Что было в красном шприце?
Электролит встал на ноги и подошёл к Дарвину. Он заглянул в глаза, потрогал пульс, а затем в задумчивости произнёс:
– Вряд ли это был наркотик.
– Тогда что это? Я чувствую, будто меня выворачивает изнутри. Что могло находиться под стеклянным куполом на постаменте нарколаборатории?
Электролит открыл было рот, но тут же закрыл. Видимо, решил, что Дарвину не стоит знать о его предположении.
– Что там было? – спросил Дарвин с той настойчивостью, на которую был способен.
– Я подумал, что там мог быть яд, – ответил Электролит. – Какой-нибудь медленный и неотвратимый. Поэтому он мог находиться под стеклом, чтобы никто его не взял случайно.
Замок на решётке щёлкнул, и Анод радостно завопил:
– Я открыл! Можем уходить!
Анод помог ослепшему Катоду взобраться по металлическим ступенькам. Электролит взвалил Фару на здоровое плечо и поднялся вместе с ней.
Замыкающим был Дарвин. На кривых ногах он подошёл к лестнице, взобрался на две ступеньки, но окружающий мир закружился, и Дарвин упал вниз. Сознание медленно ускользало во внутреннем огне, и последнее, что Дарвин увидел, прежде чем провалиться в беспамятство, был далёкий белый квадрат выхода на поверхность и голова Анода, появляющаяся в проёме.
Дарвин чувствовал, будто жарится на медленном огне, и что бы он ни делал, ему никак не выбраться из этой жаровни. Он хотел лишь одного – чтобы это поскорее закончилось.
Квебек. Пыльные подушки
Какой бы значимой ни была помощь Рика Марча в войне против коалиции, Лилия раз за разом отказывала его предложениям о помолвке.
Несмотря на то что Рик выставлял себя напоказ, пытался произвести впечатление нежного и любящего человека, Лилия видела его насквозь. Триллионер в действительности был мелочным, завистливым, ревнивым и с огромным чувством собственничества. Любая женщина, решившая стать его женой, подпишется на добровольное рабство, отдав ему во владение собственные тело и душу. Рик делал предложения Лилии восемь раз и после каждого отказа уходил в бешеной ярости, поэтому Лилия всё больше убеждалась в правильности решения.
Если она и выйдет замуж, то только за человека, который будет любить её по-настоящему, а не как дорогую игрушку. К тому же её сердце уже было занято, и Лилия сомневалась, что кому-то удастся вытеснить оттуда Мэри.
Несмотря на военные победы и захват офиса «Транстека», дела в порядок не приходили. Капитализация компании остановилась на отметке в восемь триллионов долларов.
Свадьба с Риком могла бы исправить ситуацию, но Лилия от этого отказалась: должен быть другой способ вернуть себе первенство.
– Не в деньгах счастье, – повторяла
