– Все, – ответил Стас, – похоже, навернулось наше путешествие. Милые, дамы, вы не будете против, если я вызову на конфиденциальный разговор своего друга? Денис, тормози, очень срочно.
Денис затормозил, съехал на обочину, и они вышли из машины.
– Что там, интересно, случилось? – спросила Алька, глядя на мужчин в окно.
– Мулечка, мы чиво стали? Пиехали, да? – тряс ее Ванечка.
– Нет, постоим пока, отдохнем и дальше кататься поедем, – рассеянно ответила она.
– Ты чего такая бледная? Тебе плохо? – спросила Алевтина встревоженно.
– Мне? Да нет, не так, чтобы очень, – понесла какой-то бред Лика, вглядываясь в лицо Кирсанова сквозь тонировку стекла.
– У тебя лучка болит? – спросил заботливый сын.
– Да, Ванечка, немножко болит, – рассеянно ответила Лика.
Наконец, мужчины перестали шушукаться. Стас подошел к машине, а Кирсанов остался стоять на обочине, ковыряя носком туфли грязный снег.
– Лика, пойди, с тобой Денис хочет поболтать, – пряча глаза, сказал Стас, умащиваясь на переднем сидении.
– Что случилось? Что за тайны российской империи? – завозилась Алька.
– О, с тайнами покончено, – туманно отозвался Стас.
Лика выскользнула из теплого салона машины в слякотное магистральное пространство. Ветер мгновенно залез под облегченную дубленку, купленную в итальянском бутике прошедшей осенью. Мимо со свистом проносились машины, издавая чавкающее шипение шинами по асфальту.
– Все разрешилось? Так быстро? – спросила она Кирсанова, который словно в рот воды набрал.
Кирсанов кивнул и посмотрел с великой жалостью.
– Это… он? – выдохнула она. – Да? Это он?
– Ликушка, ты только не волнуйся, – скривился Кирсанов, – там за тобой пацан наблюдает, так что держи себя в руках.
– Я боялась этого, – часто-часто заморгала Лика, – я так этого боялась! Почему? За что? Денис, а может, это ошибка?
Она мертвой хваткой вцепилась ему в свитер, да так, что даже пальцы побелели.
– Лика, ошибки нет, – покачал головой Кирсанов, – я еще не знаю подробностей, но там все четко, ручаюсь. Они его вычислили, только поздно.
– Как это поздно? Что значит – поздно? Для кого поздно? – громко клацая зубами спросила Лика.
– Личка, ты только держи себя в руках, ладно? Обещаешь?
– Говори, Денис, не тяни!
– Сегодня ночью он разбился, – придерживая ее за локти сказал Кирсанов, – кажется, насмерть.
– Как это – кажется?…
– Ну, насмерть.
Все стало вдруг белым-бело. Исчезли машины, испарился Кирсанов, мир растворился в молоке, прекратив подавать какие-либо признаки жизни. Она очутилась в гигантской спирали, закручивающейся вовнутрь. Ее затягивала невиданная сила, безмолвная и стремительная. Вжик. Вжик. Вжик. Хлопок. Еще. Боль удара. Лика распахнула глаза. Кирсанов, заслонив ее от машины, отвешивал пощечины. Какая скотина! Бить беззащитную женщину!
– Жива? Ну, слава богу.
– Ты мне чуть голову не отшиб, – подвигав туда-сюда челюстями, произнесла Лика.
– Мы квиты, – ухмыльнулся он невесело. – Кто зарядил мне ботинком по башке?
Господи, нашел, что вспомнить! Кажется, это было миллион лет тому назад, когда ее жизнь только-только стала наклоняться в сторону бездны, и она еще пребывала в счастливом неведении о неизбежности краха.
Он помог ей подняться. Светло-бежевая дубленка была безнадежно испорчена маслянистой грязью обочины. Лика сдернула ее не без сожаления, в который раз оказавшись в эту зиму без верхней одежды. «Наваждение, да и только, – отстраненно подумалось ей. – Ползимы голышом пробегала!»
Алевтина сидела подавленная, Стас полунамеками объяснил, что к чему. В салоне царила гробовая тишина, даже радио выключили, чтобы не портить полноты траура. Ванечка попытался оживить взрослых интересной беседой, но они отделывались односложными ответами, тогда, покапризничав для порядка, выпив сока, он свернулся калачиком между матерью и Алевтиной и заснул. Алька погладила Лике плечо, пытаясь показать, что рядом, что переживает. Лика кивнула. Всю дорогу она ловила на себе пристальные взгляды Кирсанова, который, кажется, больше пялился в зеркальце заднего вида, чем смотрел на дорогу.
Все когда-нибудь кончается, окончилось и это неудавшееся путешествие по Золотому кольцу России. Они вновь пробирались по запруженным автомобилями московским улицам, пока не остановились у небольшого особнячка на Преображенке. Алька, как заправский узник замка Иф, замахала руками, мол, идите, идите, я в машине с Ванькой посижу, тем более что он спал мертвым сном. Кирсанов накинул Лике на плечи свою дубленку и тяжело зашагал рядом. Стас держался с достоинством, но на небольшом расстоянии.
Они миновали несколько пролетов, прошли какими-то извилистыми, но широкими коридорами и попали в просторное помещение, из которого вели несколько дверей. Товарищ в черном пиджаке и биркой на лацкане, пошушукавшись со Стасом, указал им на крайнюю дверь от окна. И они вошли в довольно приятный кабинет, обставленный не слишком дорого, но с большим вкусом. Лику представили хозяину и умостили в серое кресло, мужчины заняли диван. Бурят оказался совсем не похож на разбойника, каким представляла его себе Лика. Умное, немного жесткое лицо, с абсолютно европейскими чертами, а Лика почему-то ожидала увидеть перед собой азиата. Спокойный взгляд серых глаз, рассеченная бровь, аккуратная стрижка, хороший костюм.
– Прежде всего, приношу свои соболезнования, в связи с гибелью вашего мужа и той информацией, которую вы сейчас от меня узнаете, – произнес он довольно низким голосом.
Лика сочла, что кивка будет достаточно, тем более на большее она все равно не была способна. В горле пересохло. Нет, она не стала падать в обморок, у нее было достаточно времени по пути в Москву, чтобы смириться с безумной, абсолютно парадоксальной мыслью, что ее убийцей является ее муж. Макс, ее нежно обожаемый, в недавнем, муж, которого она любила всем сердцем, всей душой и надышаться на него могла, задумал ее убить! Макс, который вел ее в загс, регулярно занимался с ней любовью, жил с ней в одной квартире, спал в одной постели, ел за одном столом, решил убить ее! И еще, от своего убийцы она родила сына. Дико все это! Дико и страшно.
Проще всего было не поверить Кирсанову. Но ее сердце-вещун сказало ей, что это – правда. Та правда, в которую она упорно не желала верить, закрывая глаза на очевидные вещи.
Но почему?!!! Это же не дешевая мелодрама, это жизнь, обычная жизнь, в которой существуют разводы. Ну, ушел бы, ну выгнал бы из дома ни с чем. Зачем убивать? К чему такие ужасные сложности? Ведь она – это всего лишь она, беззащитная и безобидная женщина. Она ни за что бы не стала воевать ни против него, ни за него. Она бы просто отступила, молча страдая, отползла бы в темный угол зализывать раны. Так зачем было ее убивать?
