они вряд ли достанут тело: темные упругие спирали воронок яснее ясного говорили о глубине ямы.
— Знал место, — угрюмо пробасил шофер. — Тут близко к шести метрам. Ну, я все-таки нырну, как-никак служил на флоте.
— Точно, шесть метров, — подтвердил Варфоломей. — Мы шпагатом с гайкой мерили. А у дна течение такое, что и гайку волочит вниз.
— Еще не лучше, — сказал шофер, но все-таки разделся и прыгнул в омут.
А через семьдесят секунд вынырнул. Отдышался и сказал:
— Еле дно достал, крутит волчком, а внизу в бок куда-то тянет. И темно, как в торпедном люке. Не, без водолазов не обойтись. Или на отмель его вынесет.
— С чего это он утопился? — толкнул Юзик в бок приятеля.
Но внимание Варфоломея уже переключилось. Он во все глаза разглядывал Витю, а еще внимательнее его желтую сумку на ремне. Глянул на ноги: с азарта померещилось, что и туфли остроносые. Посмотрел на подбородок — он зарос трехдневной щетинкой. Варька силой оттащил подполковника от машины и чуть не захлебнулся слюной:
— Василий Кондратьевич, сумка!
— Ну?
— Желтая. Та самая. Шпионская, Айвенговская.
— Знаю. Так что?
Варька отрешенно глядел на собеседника.
— Так чего вы его не арестовываете?
Подполковник наконец понял Варфоломея.
— Нет, дружище, это не тот. А настоящему хозяину сумки мы скоро ее предъявим, за тем и едем. Надеюсь, далеко он не уйдет.
Машина помчалась в Красовщину.
А ребята через луг заспешили домой, прихватив удочки и самодельные луки с желтыми свежеоструганными стрелами, на хвостах которых горели красные перья.
Две банкноты
Шпилевский действительно далеко не ушел: он просто снова замаскировался. Случилось то, чего опасался Василий Кондратьевич: лейтенант Харламов все-таки спугнул его. А произошло это так.
Юра размышлял правильно. Если нельзя осмотреть растительность на теле художника и проверить его чемоданчик, то все равно должны быть приметы, по которым можно установить: Слуцкий ли был ночью в кузнице?
Юра вспомнил о двадцатипятирублевой бумажке, пожертвованной дяде Косте за чемодан. Он снова оседлал свой «БМВ» и слетал к кузнецу. У того ассигнация еще сохранилась, хотя вот-вот могла быть обменена на некий товар, потому что Харламов застал дядю Костю на крыльце сельмага в Козлянах. Лейтенант записал номер купюры — «ХО 6391250» — и помчался обратно. Час назад он видел, как художник заходил в магазин и вышел оттуда с банкой тушенки, — видимо, решил добавить ее в колхозную молодую бульбу с огурчиками, принесенную ему на обед в клуб.
Юра повел с продавщицей тетей Броней хитрый разговор. Сказал, что за время командировки у него в карманах скопилось столько мелочи и мятых рублевок и трешек, что вываливаются при езде на мотоцикле. Вот они. Нельзя ли обменять? Она и обменяла ему выложенный некомпактный капитал на двадцатипятирублевую ассигнацию. А поскольку он попросил бумажку поновее, чтобы не истерлась, то к нему как раз попала ассигнация художника. Она была единственной новой в изрядно замусоленном содержимом кассы сельского продмага.
В комнате парторга Юра сравнил номера и остался сидеть в глубокой задумчивости. За тушенку был уплачен билет Государственного банка достоинством в 25 рублей за номером «ХО 6391249».
Значит, купюры, выданные кузнецу и тете Броне, вынуты из одной пачки. Что ж, лейтенант, пора брать этого Льва, пока он еще что-нибудь не устроил. Брички, к счастью, удалось обезвредить, но ясно, что сегодняшнюю ночь и завтрашнее утро агент не будет сидеть сложа руки.
Харламову не удалось дозвониться до Василия Кондратьевича: дежурный сказал, что подполковник уже выехал в Красовщину. Значит, минут через пятнадцать будет здесь. Но прошел целый час, а «Победа» не появлялась. Без санкции начальства лейтенант не рисковал перейти к решительным мерам.
Между тем Шпилевский не терял ни минуты. Он только что принялся за обед, как увидел в оконце клубной комнаты широкоплечего чекиста. Тот опять прикатил на мотоцикле и круто затормозил у магазина. Из сельмага он вышел в такой спешке, что не стал отгонять свой транспорт, а пешком пошел через улицу в контору. «Чего он опять выудил?» — подумал Казимир и не стал доедать тушенку. Последние часы он чувствовал себя словно на медленно раскаляющейся плите. Он быстро пошел в магазин.
— А где мой друг-мотоциклист? — удивленно спросил он продавщицу. — Машина вроде у вашего крыльца.
— Только что был, — развела руками тетя Броня.
— А «Беломор» он взял на мою долю?
— Н-нет.
— Так чего он тогда покупал, беспамятный?
— Ничего он не покупал. Мелочь всякую обменял на одну бумажку и пошел.
Сначала Казимир ничего не понял:
— Что за мелочь, на какую бумажку?
— Да медяков у него куча скопилась, как раз и пригодилась ваша новенькая четвертная на обмен парню.
Наверное, Казимир побледнел, потому что тетя Броня приоткрыла рот. Но тот уже вышел.
Готовый ко всему, Шпилевский осторожно двинулся снова к клубу, держа руку за пазухой блузы. Ногой распахнул дверь. Она ударилась о стенку, отскочила, но оттуда никто не появился. Он быстро достал из чемодана яйца, переложил их в футляр с иконой, прощупал в нем двойное дно — пачки с деньгами похрустывали; туда же засунул пару кистей так, чтобы концы торчали наружу, секунду подумал и торопливо надел под наряд художника серый костюм. Все? Кажется, все! Чемоданчик он брать не стал, чтобы не вызвать лишних подозрений, и вышел из клуба. Сразу же повернул в протиповоположную от конторы сторону и нос к носу столкнулся с колхозным парторгом.
— Далеко собрались? — мирно поинтересовался этот спокойный и доброжелательный человек.
— У школы гипсовые пионерчики совсем цвет потеряли, хочу алебастром пройтись, а то вид портят, — пояснил художник.
— А вы всевидящий. И заботливый. Нам повезло, — улыбнулся парторг. — Ну, удачи!..
«Вам повезло, — думал Казимир, сворачивая на огороды. — Ваше счастье, что времени мне не осталось кинуть флакон в артезианскую скважину, а то попили бы колхозные буренки водички с бруцеллезом. Был бы вам рост общественного животноводства!..»
Но все это проносилось в голове уже мимоходом. Главные мысли были о том, чтобы скрыться. Надежно и в то же время с пользой для финала. Притаиться, пока они будут искать его в деревне. Что в данную минуту делает тот чекист? Конечно, испрашивает по телефону санкцию на арест художника. И возможно, уже получил ее. О! Вот и «Победа» запела у парома. Самую чуточку опоздали, уважаемые господа чекисты. А сейчас вы меня еще половите!..
Отвлекая себя лихорадочными мыслями от подступающей к горлу дурноты, Шпилевский бежал через огороды к реке, где у бревенчатых сходней немало болталось лодок-дощаников.
…В кабинете председателя Харламов встретил своего начальника официальным докладом:
— Согласно
