больших золотых цепях, опоясывающих дуб несколько раз по кругу, крупного чёрного кота с золотыми глазами и белой шерстью вокруг носа и рта.
– Ничего себе! – удивился я. – Кот Учёный! Один в один прямо.
Кот улыбнулся.
– Не забыли сказки, значит, молодой человек? – спросил кот и вытащил прямо из-за пазухи малинового жилетика золотое пенсне. – Примечательно. Итак, вы и есть те самые гости?
– Получается, так, – ответил я, чувствуя себя откровенно неловко от разговора с котом. – А вы кто?
– Ктусактий, служитель семьи Мефоярос, – ответил кот медленно и важно. – Однако, раз вы являете собой граждан российского государства, можете называть меня Баюном.
– Здо́рово, – я хотел было подойти и пожать Баюну лапу, да осёкся. – Я Виталий Александрович Чудов, Посвящённый Евгения. А это Светлана Сергеевна Омарова, моя будущая жена.
– А я знаю, – промурлыкал Баюн, улыбнувшись. – Я всё знаю. Недаром в ваших сказках меня зовут Котом Учёным.
– Эка дело. Неудивительно, что ещё и сказки стали оживать, – сказал я. – А это что, дуб с золотой цепью, как Александр Сергеевич писал? А где ж леший бродит? А где ж русалка на ветвях сидит? А где ж следы невиданных зверей?
– А это всё художественный вымысел вашего народного поэта, Александра Сергеевича Пушкина, – ответил Баюн, продолжая по-доброму улыбаться. – Я ему подсказал, ведь был лично с ним знаком. Дуб со златой цепью – вот он, перед вами. Леший – вон там, в лесу бродит, лучше на него не натыкайтесь, это робот-охранник, он не очень любит людей, арестует, если ему что-то не понравится. Русалка – вот, на ветвях сидит… – кот показал куда-то наверх, где было пусто, поднял голову и прикрикнул. – Русалка!
Вдруг среди ветвей что-то зашевелилось, и из кроны вылез похожий на паука чёрный жутковатый робот и спустил к нам железную голову, посаженную на длинную шею, посмотрел на нас чуток и опять спрятался.
– А невиданные звери – вот они, лежат, – Баюн показал на сладко спящих анугиров. – Знаете, граждане, а ведь я должен был разбудить их, чтобы они вас встретили на космодроме.
– Забыли? – спросила Света-драконица, улыбнувшись.
Баюн тихонько посмеялся.
– Уже много дней они вас ждут, – сказал Баюн. – Заскучав, они попросили меня спеть им колыбельную, чтоб вдвоём заснуть. Это Мефоди́рий и Яросини́да, к слову, родоначальники семьи Мефоярос. Ах, они так сладко спят, мне жаль их будить. Но, раз уж вы пришли, выбора у меня не остаётся.
Баюн спрыгнул с цепи и прошёл прямо на задних лапах, подобно человеку, мимо нас к спящим. Кот был такой большой, что доставал мне до середины живота. Ловко забравшись к самой голове Мефодирия, он стал щекотать ему нос своей пушистой лапой. Ради шутки он завёл песню:
– Вставай, поднимайся, рабочий народ…
– Рабочая Марсельеза, да? – спросил я.
– Именно та…
Мефодирий внезапно чихнул, и могучий поток воздуха унёс Баюна на добрых двадцать метров в сторону.
– Опять проказничаешь, Ктусактий? – глубоким укоризненным голосом спросил Мефодирий, протирая нос. – Я, кажется, уже не первый раз прошу будить меня не щекоткой. Речь родную уже забыл?
– Иных путей быстрого пробуждения, господин Мефодий, я так и не придумал, – элегантным голосом ответил Баюн, поправив пенсне и приняв величавый вид, стоя на двух задних лапах. – Если дело не требует отлагательств я, невзирая на запреты, воспользуюсь быстрым методом.
– Тогда ясно, – сказал Мефодирий, бросив на нас со Светой-драконицей сканирующий взгляд и вновь положив голову на шею ещё спящей Яросиниды. – Чего ж телеграмму не отправили, а, гости? Мы вас уже неделю ждём, отец нам наказал ожидать важных гостей и принять в лучших традициях анугиров.
– А к нам-то какие претензии? Владимир утверждал, что послал сообщение, – сказал я. – Свою часть мы выполнили.
– Ладно, чёрт с вами, – махнул лапой Мефодирий и ткнул носом в щеку Яросиниды. – Вставай, соня, гости пришли.
Удивительно ласково зазвучал твёрдый голос дракона-карателя, когда он будил свою жену. Колец на их пальцах я не заметил, впрочем, учитывая приверженность анугиров собственным, а не человеческим, порядкам и традициям, это не удивительно.
Яросинида бросила на нас быстрый взгляд красивых голубых глаз. Сначала в нём читалось непонимание, но затем веки расширились, и во взгляде явилось крайнее удивление.
– Сколько мы спим? – спросила Яросинида у мужа.
– Шесть дней, четыре часа, – ответил подошедший ближе Баюн. – Я засекал.
– А чего не разбудил-то? – спросила Яросинида строго. – Ты ж обещал нам.
– О-о-о, госпожа Ярослава, разве ж я имею право нарушать покой моих господ? – театральной интонацией спросил в ответ Баюн. – Я призван его охранять, а не нарушать. Между прочим, госпожа Ярослава, вы мне это лично приказывали.
– Прекрати паясничанья, Ктусактий, – сказал Мефодирий. – Тебя попросили разбудить нас, значит надо будить. Ещё раз такое повторится, и дуб со златой цепью превратится в достояние Мефодирия, а не Ктусактия. Ты меня понял?
– Разумеется, господин Мефодий, – Баюн низко поклонился.
«…Драконы-каратели имеют привычку носить по два имени. Одно – анугирское, второе – разговорный псевдоним. Причём, как это ни странно, имя-псевдоним произносить мог лишь крайне ограниченный круг лиц, куда люди обычно не входят…»
– А вы, двое, – обратился Мефодирий уже ко мне со Светой-драконицей, – идите за нами. Переговоров на улице не ведут.
Сквозь лес мы шли по каменной дороге совсем недолго, вскоре перед нами предстал дом, назвать который роскошным было тяжело, но практичным – запросто. Тем не менее, он отличался от простых «железных коробок» обилием мраморных колонн и наличием вычурной отделки на стенах. Железная дверь отворилась перед нами, открыв вид на просторное помещение с двумя идущими наверх лестницами и громадной серебряной люстрой наверху. Прямо на потолке виднелась написанная крупными металлическими буквами надпись на непонятном языке, какой не встречался ни у одного из человеческих народов. Сергей Казимирович поспешил расшифровать мне её, она означала следующее:
Будь осторожен, всяк сюда входящий, за тобой следят тысячи глаз.
Они видят твои
