Вероятно, этого он с самого начала и добивался. Бунт был самым быстрым способом устроить расправу. После сегодняшнего дня смотрителю больше не понадобится яд, и ни у кого не возникнет никаких вопросов. Рук никогда не получит по заслугам, а все бесчисленные смерти спишут на безудержную волну насилия.
Свист еще одной стрелы заставил Киву пригнуться, и та пролетела мимо ее уха, настолько близко, что Кива почувствовала дуновение воздуха. Она испуганно всхлипнула, но звук потонул в невообразимом шуме и криках заключенных с надзирателями.
Кива все еще металась по территории, уворачиваясь от стрел, летящих кинжалов надзирателей и самодельного оружия заключенных. Тут и там она видела валявшихся на земле надзирателей с разбитыми черепами и рваными ранами, из которых торчали инструменты – невидящим взглядом они смотрели в небо.
Но на каждого павшего надзирателя приходилось десять сраженных заключенных. Даже больше. И Кива знала, что в любой момент она может оказаться в их числе. Но все же она бежала, выглядывала Наари, не определившись, хочет ли ее защиты сама или же чтобы она поспешила к Джарену. Не определившись…
БУМ!
Киву сбило с ног, и она закричала, взлетев в воздух и ударившись о холодную твердую землю.
Несколько мгновений она не двигалась, оглушенная. В ушах звенело, звуки бунта слились в бессмысленный далекий шум, перед глазами все то расплывалось, то фокусировалось.
Лежа на животе, Кива повернула голову и увидела, как падает сторожевая башня.
Взрыв. Кто-то устроил взрыв. Они подорвали основание башни, каменный угол развалился, вся конструкция опасно накренилась, а затем сила тяжести взяла верх, и башня рухнула на землю.
Земля содрогнулась. Надзиратели, стрелявшие из луков с безопасной платформы, оказались погребены прямо под ней. Намертво.
– Выкусите, псины!
Сквозь постепенно утихающий звон в ушах Кива услышала крик Мота, а затем увидела, как он победно взмахивает руками.
– С аптекарями шутки плохи! Что б вам неповадно было! – улюлюкал он, прежде чем быстро уковылять в пыльную бурю, которую подняла развалившаяся башня.
Спустя несколько секунд пыль донеслась и до Кивы. Горевшие после бега легкие запротестовали, требуя свежего воздуха, и Кива закашлялась.
«Вставай, – приказала она себе. – Вставай!»
Она нужна Типпу и Тильде. Она не может их подвести. Не может.
Кива решительно приподнялась на ослабевших руках. Голова кружилась. Она чуть было снова не упала, но сумела поймать равновесие и заковыляла вперед. В поднявшейся дымке сложно было что-либо разглядеть, но чем дольше она шла, тем больше оседала вокруг пыль, и вот среди тех, кто сражался за свои жизни, замелькали знакомые лица.
Первой Кива встретила Кресту. Украденными кинжалом и мечом глава мятежников кромсала всех на своем пути. От ее руки пал и Харлоу, надсмотрщик каменоломни, – рухнул на колени с потухшими глазами.
Затем Кива заметила Грендель. Работница крематория кидала в лица надзирателям нечто, похожее на пепел, ослепляя их, а потом ныряла в укрытие – и так повторялось круг за кругом.
Потом Кива увидела Мясника и Кость. Промокшие от крови, они стояли спиной к спине посреди поля и убивали каждого, кто осмеливался к ним сунуться. От их радостных взглядов Киву замутило. Похоже, оба надзиратели от всей души наслаждались происходящим насилием.
«Скорее», – поторопила Кива себя, отворачиваясь. Нельзя сейчас медлить, нельзя попусту тратить время.
Через силу заставляя себя двигаться быстрее, она с трудом переставляла ноги, пока вместо шатких шагов не побежала, не рванула вперед, между дерущихся заключенных и надзирателей, и наконец…
«Вот он!», – увидела она лазарет. С ее губ сорвался облегченный всхлип. Она не верила своему счастью: рядом с лазаретом никто не сражался, и в отличие от центра тюрьмы, где людей было втрое больше, здесь не было практически никого. С еще одним всхлипом Кива полетела к зданию. Она была так близко, так близко, но затем…
Она увидела дверь.
Распахнутую настежь.
Кива споткнулась на неровной земле, замахала руками, чтобы не упасть, и в этот момент прямо над ее головой пролетела стрела и приземлилась туда, где должно было оказаться сердце Кивы, если бы она не замешкалась.
Ужас и потрясение сражались в ее душе за первенство, но она их отмела. У нее и секунды лишней не было, чтобы задуматься о том, как близка она была к смерти. Все мысли Кивы были заняты лишь лазаретом. Легкие горели, мышцы ныли, и каждой частичкой тела она жаждала узнать, увидеть…
Кива влетела сквозь дверной проход и с криком остановилась. Здесь, внутри, она оказалась вдали от непосредственной опасности. Она огляделась. Воздух вышибло у нее из легких, а сердце остановилось при виде того, что сталось с ее целительской обителью.
На полу валялись осколки разбитых пузырьков, крысиный загон был разломан, грызуны сбежали, везде лежали обрывки тканей, вязкие лекарства покрывали все: кушетки, стены, пол. Лазарет был разрушен, однако сам по себе он Киву не интересовал. Ее волновала лишь судьба тех, кто в нем находился.
На подгибающихся ногах Кива подошла к Тильде. Можно было уже не спешить. Она и от дверей все увидела.
Кровь.
Кровь Тильды.
Она была повсюду, насквозь промочила простыни.
А глаза… Слепые глаза Тильды… Они смотрели в потолок – не мигая, не двигаясь, как и сама Тильда.
Словно во сне, словно в кошмаре, Кива положила дрожащие руки на ее грудь, на зияющую рану, которая могла значить лишь одно.
Ничего.
Ни одного удара сердца.
Неподвижна, как сама смерть.
«Не дай ей умереть».
Кива ничем не могла ей помочь.
«Не дай ей умереть».
Она сделала все – все – чтобы Тильда выжила.
«Не дай ей умереть».
По щеке Кивы сбежала слеза, затем другая, а потом колени у нее подогнулись, и Кива рухнула на женщину, не обращая внимания на кровь. Она через столькое прошла, чтобы защитить ее. Кива пережила невозможное, прошла все Ордалии, и все для того, чтобы спасти, освободить Тильду. А теперь…
А теперь она мертва.
– Прости меня, – задыхалась Кива. – Я пыталась. Пыталась!
Лишь дважды в своей жизни ей доводилось испытывать такие муки. Такую душевную боль. Все, на что она теперь была способна – это лишь раз за разом шептать извинения.
– К-К-Кива?
Кива взметнула голову и сквозь пелену слез огляделась в поисках владельца слабого голоска.
– Типп? – едва сумела прохрипеть Кива от избытка эмоций. – Где ты?
Типп не ответил. Кива, вытерев лицо, поднялась и снова позвала:
