— Ну, они живут в Колфилде, у залива Джорджиан-Бей. Мистер Нокс там мировым судьей, замечательный человек, и у них две дочери, Сюзанна и Мария. — Осмелев, он добавляет: — Вы помните их?
— Конечно, мне было одиннадцать лет, не младенец.
Дональд силится сдержать волнение в голосе и от этого крепче сжимает девочку. В отместку она со всей силы бьет его кулаком по очкам.
— Сюзанна… Я не помню, какая из них кто. Когда мы видели их в последний раз, одна была совсем крошкой. А второй не больше двух или трех.
— Марии было окало двух. — Произнеся ее имя, он чувствует, как теплеет в груди.
Взгляд ее направлен куда-то в тень, и он понятия не имеет, о чем она думает. Ему приходится отцеплять от своего рта неожиданно сильные пальцы младенца.
— Все у них хорошо… это очаровательная семья. Все они. Они были очень добры ко мне. Хорошо бы вам встретиться. Они были бы так счастливы вас увидеть… вы представить себе не можете!
— Наверное, вы им обо мне расскажете, — недоверчиво улыбается она.
— Только если вы сами того пожелаете.
Она отворачивается, но, когда начинает говорить, голос ее меняется:
— Я должна думать о детях.
— Конечно. Подумайте. Я уверен, они не заставят вас делать что-то против воли.
— Я должна думать о детях, — повторяет она. — Теперь, без отца…
Дональд с трудом вытаскивает из-под ребенка носовой платок. Но когда Элизабет снова поворачивается к нему, глаза ее сухи.
— Они рассказывали, что отец нашел меня?
— Что? Они говорили, что вас так и не нашли!
По ее лицу пробегает некое чувство — боль, неверие?
— Он так сказал?
Дональд не знает, что ответить.
— Я отказалась с ним возвращаться. Я тогда только вышла замуж. Он все спрашивал про Эми. Будто винил меня за то, что ее там не было.
Дональд не в состоянии скрыть потрясение.
— Вы что, не понимаете? Они потеряли своих дочерей, а я потеряла все! Мою семью, мой дом, мое прошлое… Мне пришлось бы снова учиться говорить! Я не могла порвать со всем, что знала… еще раз.
— Но… — Дональд не знает, что сказать.
— На лице его был ужас, когда он увидел меня. После того раза он так и не вернулся. А мог бы. Он надеялся, что это Эми. Она всегда была его любимицей.
Дональд смотрит на беззаботного ребенка, и его захлестывает волна жалости.
— Он был не в себе… Не стоит обвинять его за эти расспросы. Он до смерти только и занимался поисками.
Она качает головой, и глаза ее холодны: откуда вам знать?
— Вы были… — он с трудом подбирает слова, не зная, как лучше сказать, — великой тайной века! Вы были знамениты, о вас знали все. Люди со всей Северной Америки писали, выдавая себя за вас — или сообщая, что вас видели. Кто-то даже из Новой Зеландии написал.
— О.
— Вряд ли вы помните, что случилось.
— Какая теперь разница?
— Разве не всегда важно узнать правду?
Он думает о Лоране Жаме и о поисках истины, погнавших в путь их разношерстную компанию, — события валятся друг на друга, словно выстроенные в ряд костяшки домино, и все ведут его через заснеженные равнины в эту крошечную лачугу. Элизабет содрогается, словно от сквозняка.
— Я помню… Не знаю, что вам рассказывали, но мы пошли гулять. По ягоды, наверное. Мы поспорили, где остановиться; другая девочка — как ее звали, Кэти? — не хотела уходить далеко: было очень жарко, и она боялась, что у нее сгорит лицо. На самом деле она просто боялась в лесу.
Элизабет не отрываясь смотрит в одну точку где-то за плечом Дональда. Он едва смеет пошевельнуться, чтобы не прервать ее рассказ.
— Я тоже боялась. Боялась индейцев. — Она чуть усмехается. — Потом я заспорила с Эми. Она хотела идти дальше, а я боялась ослушаться родителей. Но я шла с ней. Потому что не хотела остаться одна. Стемнело, и мы не могли отыскать тропу. Эми все повторяла, чтобы я не глупила. Потом мы отчаялись и уснули. Во всяком случае, мне кажется… А потом…
Воцарившаяся тишина наполняет хижину призраками. Кажется, будто Элизабет смотрит на одного из них.
Дональд стоит, затаив дыхание.
— …ее там больше не было.
Теперь она смотрит прямо ему в глаза.
— Я думала, она нашла дорогу домой, а на меня разозлилась и бросила в лесу. И никто не пришел за мной… пока меня не нашел дядя — мой индейский дядя. Я решила что они бросили меня там умирать.
— Они были вашими родителями. Они вас любили. Они так и не прекратили поиски.
Она пожимает плечами:
— Я не знала. Я так долго ждала. И никто не пришел. Потом, когда я снова увидела отца, то подумала: вот теперь ты пришел, когда я счастлива, когда уже слишком поздно. А он все спрашивал про Эми. — Она говорила тонким и сиплым голосом, натянутым до предела.
— Так Эми… пропала в лесу?
— Я думала, она ушла домой. Я думала, она меня бросила. — Элизабет (несмотря ни на что, он не мог думать о ней как о Еве) смотрит на него, и слезы бегут по ее щекам. — Я не знаю, что с ней случилось. Я вся измучилась. И заснула. Кажется, я слышала волков, но, возможно, мне это приснилось. Я слишком боялась, чтобы открыть глаза. Я бы вспомнила, если бы слышала крик или плач, но ничего такого не было. Я не знаю. Не знаю.
Она замолчала.
— Спасибо, что рассказали мне.
— Я и ее потеряла.
Она опускает голову, и лицо ее скрывается в тени. Дональду стыдно. Ее родители пользовались всеобщим сочувствием, все благоговели перед их утратой. Но те, кого утратили, тоже горевали.
— Возможно, она тоже жива… где-нибудь. Наше неведение не означает, что она умерла.
Элизабет никак не реагирует.
У Дональда есть только брат, старший, и он никогда не любил его по-настоящему: было бы вовсе неплохо навсегда потерять его в лесу. Он вдруг понимает, что левая нога совершенно затекла, и двигает ею, кривясь от боли.
— А вот и Эми… — весело говорит он; малышка у него на коленях беспечно стягивает с себя чулки. — Я сожалею. Простите меня за то, что заставил вас говорить об этом.
Элизабет берет у него дочь и качает головой. Некоторое время она ходит по комнате.
— Я хочу, чтобы вы рассказали им обо мне. — Она целует Эми и прижимает ее к себе.
Рядом с хижиной оживленно беседуют две женщины. Одна из них — Нора. Дональд снова обращается к Элизабет:
— Прошу вас еще об одной любезности. Можете сказать, о чем они говорят?
Элизабет язвительно ухмыляется.
— Нора беспокоится о Получеловеке. Он ушел куда-то со Стюартом. Нора говорила ему отказаться, но он не послушался.
