сверхъестественная способность (развитая во время его одиноких скитаний по лабиринтам Древней Системы) находить единственно верный путь и выбираться из самых затруднительных ситуаций. Брекен объяснял позднее свой успех тем, что ручейки талой воды смывали как их следы, так и их запах.
Итак, когда Брекену и Виолете оставалось до норы Келью совсем немного, боевики уже буквально дышали им в затылок. Одной из причин этого было то, что в их поисках решил принять участие сам Рун, оставивший Мандрейка в лабиринтах центральной части Древней Системы. Он выставил возле вершины нескольких караульных, которые должны были присматривать за Мандрейком, и поспешил вместе со всеми остальными боевиками вниз, чтобы разобраться со странной парочкой, таинственным образом скрывшейся из туннелей Древней Системы.
К тому моменту, когда Брекен наконец понял, что его появление возле норы Келью выдаст с головой Ребекку и Комфри, все подходы к ней были уже отрезаны боевиками. Единственное, что он мог сейчас сделать, это предупредить Ребекку о надвигающейся опасности.
На третий день путешествия, около полудня, Брекен и Виолета добрались до норы Келью. Боевики находились где-то совсем неподалеку, и поэтому он послал в нору Виолету, которая должна была оповестить обитателей этих сырых туннелей о его появлении, сам же залег возле входа, приготовившись к отражению атаки противника.
Виолета без колебаний направилась в глубь туннелей, надеясь на то, что ей встретится какой-нибудь добрый крот, который накормит ее червяками. При мысли об этом у нее потекли слюнки, и в тот же миг перед ней появился Меккинс, встревоженный неожиданным шумом.
— Привет, — изумленно поздоровался он. — Кто ты?
— Виолета. Я хочу кушать.
— Все понятно. Думаю, Ребекка тебя накормит.
— Он там, — сказала Виолета, указывая на вход в туннель, оставшийся у нее за спиной. — Он просил меня сказать вам об этом.
Увидев Брекена целым и невредимым, Меккинс вздохнул с облегчением, но вместе с тем не мог не поразиться его изможденному виду. Но достаточно было Брекену поведать о своих злоключениях, как все стало понятно.
— Я и сам пришел сюда только для того, чтобы переправить Ребекку и Комфри в более безопасное место, — заметил Меккинс. — Теперь можно ожидать чего угодно. Ясно одно — нужно уходить за пределы системы.
— Но куда? — спросил Брекен.
— Нужно идти к Розе и просить ее отвести вас на пастбища. Можно было бы отсидеться в ее норе, но, боюсь, защиты одной Розы недостаточно. Других вариантов нет...
Брекен валился с ног от усталости, однако был полон решимости сразиться с любым врагом и то и дело озирался по сторонам.
— Я думаю, сюда боевики пока не явятся, — сказал Меккинс.
— Увы, они гонятся за нами по пятам, — вздохнул Брекен. — Их очень много, к тому же они полны решимости изловить нас. Несколько раз им это едва не удалось. Боюсь, Меккинс, что уходить нужно прямо сейчас... Вы уж извините...
— Послушай, приятель. Таких, как ты, поискать надо... Чем лучше я узнаю тебя и Ребекку, тем меньше понимаю. Вот только не надо передо мной извиняться. Посмотри, сейчас здесь никого, верно? В любом случае эту нору они сразу не найдут, поэтому спокойно забирайся внутрь и немного передохни. А я вас покараулю. Кстати, пришли сюда Келью — ей все равно нечего делать...
Меккинс прекрасно понимал: случись что, Келью вряд ли поможет ему, но он понимал и то, что Ребекке и Брекену она будет только мешать. «Пусть они проведут вместе хотя бы несколько минут», — подумал он, буркнув при этом вслух:
— Давай-давай, пошевеливайся...
Меккинс на сей раз ошибся. Брекен был слишком утомлен, Ребекка — испугана, Комфри — неприятно поражен крупными размерами и незнакомым запахом невесть откуда заявившегося к ним крота. Лишь Виолета ни о чем не беспокоилась. Брекен опустил голову на лапы и с любопытством взглянул на тощего нервного Комфри. Нет, Виолета определенно нравилась ему больше! Он перевел взгляд на Ребекку. Кто бы мог подумать, что совсем недавно они вдвоем смогли проникнуть в центр Древней Системы... Казалось, это было не с ними...
Они сидели в маленькой грязной норе; воздух был спертым и сырым, из стен сочилась вода. Мир казался им изменчивым и жестоким, а ужасная система Мандрейка постепенно превращалась во что-то и того хуже. Брекен внезапно почувствовал страшную усталость — ему надоело постоянно убегать и скрываться от единоплеменников. Больше всего на свете ему хотелось выбраться на поверхность и в последний раз сразиться с врагами... С этой мыслью он и заснул.
Ребекка смотрела на него, будто видела впервые, и удивлялась тому, что этот совершенно чужой ей крот вызывает у нее такой интерес.
«Кто же он на самом деле?» — думала она. Ей хотелось привлечь к себе Комфри и сказать ему: «Смотри, это — твой отец. Его зовут Брекен. Это очень смелый и отважный крот». Впрочем, у нее хватило ума не делать этого.
У Комфри хватало и своих проблем — он испуганно смотрел на Виолету, которая, заметив его, мгновенно ожила, забыв и об усталости, и о мучившем ее голоде.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— К-к-комфри, — еле слышно пролепетал он.
— А почему ты так плохо говоришь? Молчание.
— Если тебя интересует мое имя, то знай — меня зовут Виолетой.
— От-ткуда ты? — боязливо спросил Комфри.
— Из туннелей Ру, рядом с которыми живет Крот Камня.
— Кто такой К-крот Камня?
— Вот же он, глупышка, — ответила Виолета, указывая на спящего Брекена.
Заметив, что ее провожатый спит, она неожиданно расстроилась и почувствовала себя страшно одинокой. Ведь, кроме него, у нее теперь никого не было.
Ребекка притянула малышку к себе и мягко проговорила:
— Расскажи-ка мне, что там у вас случилось, моя хорошая...
Услышав ласковый, участливый голос, Виолета мгновенно успокоилась. Можно было подумать, что она разговаривает не с Ребеккой, а с Ру. После того как Виолета ответила на все вопросы Ребекки, она неожиданно спросила:
— А что теперь?
Бедная малышка, сколько ей пришлось перенести. Дочь Брекена... и сын Брекена... Если, кто-то и мог заняться детьми, это была именно она, Ребекка.
— Ребекка! Брекен! — В нору вбежала Келью. — Вставай, Брекен! Сюда идут боевики!
Как изменилась Келью с той поры, как в ее нору пришла Ребекка! Да, шкура ее оставалась такой же облезлой, но дух, дух ее теперь стал совершенно иным, что не могло
