— Надо только верить, — сказала Дженн.
Слово сорвалось с ее губ, когда она еще сама не успела осознать, что говорит.
— Дженн, и ты, Скай, закройте глаза и молитесь вместе со мной, — сказал Антонио.
Дженн все еще колебалась. У нее пока не хватало веры, она верила, конечно, но еще не совсем так, как верил Антонио. Но она все-таки закрыла глаза, не обращая внимания на текущие по щекам слезы. Время неумолимо отсчитывало секунду за секундой. Парад уходил все дальше по улицам Французского квартала, и маршрут его был неизвестен. И неизвестно было, не прячет ли Хеду кровожадная Аврора где-нибудь на одном из помостов.
— Аминь, — пробормотал Антонио, и все трое открыли глаза.
Скай посмотрела на кристалл и отрицательно покачала головой. Ничего нет.
— Una vez mas, — сказал Антонио. — Еще раз.
— У нас нет времени, — сказала Дженн, хватая кристалл и оглядываясь вокруг. — Господи, у нас совсем не осталось времени.
Антонио нежно взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Она отдернула голову. Хватит с нее этих штучек.
— Закрой глаза, — попросил Антонио.
— Антонио, — взмолилась она. — Надо же что-то делать.
Ее все это уже стало раздражать, она вспомнила, что у них уже был такой разговор, еще в монастыре.
Ей отчаянно не хотелось бы, чтобы их снова постигла неудача, но она не знала, что делать, оставалось только наудачу бегать по Французскому кварталу, надеясь, что Скай узнает нужное здание. Да-да, другого выхода не было.
— Ш-ш-ш, — успокаивал ее Антонио. — Возьми себя в руки, ради Хеды.
Вконец расстроенная, напуганная, Дженн закрыла глаза.
«Господи боже, Великая Богиня, удача, судьба или что там еще, молю вас…»
Вдруг в памяти ее проступило лицо горячо любимого дедушки, папы Че. Она видела его совершенно отчетливо: спокойные темные глаза, веснушки на носу, кустистые брови, улыбка на губах.
«О, как я тебя любила! Я и сейчас тебя люблю, — думала она. — Я буду любить тебя до конца дней моих».
«Я стану тебе достойной сменой».
И тут что-то произошло. Что-то сдвинулось с места. Изменилось. Дженн чувствовала это как теплую дрожь, изнутри охватившую тело, словно кто-то дернул натянутую в нем струну. Она прозвенела и стихла.
— Есть! — вскрикнула Скай.
Дженн вздрогнула. Колдунья протягивала им кристалл, и они с Антонио заглянули в него. Дженн наклонилась ближе и, сощурившись, увидела какой-то дворик, а за ним здание с винтовой лестницей.
— Вот оно! — крикнула Скай.
Она повернулась направо. Кристалл затуманился. Налево. Кристалл снова просветлел.
— Бежим! — крикнула она.
— Сюда, за это здание, в переулок, — пробормотал Антонио, схватил за руки Дженн и Скай, и они бросились бежать.
В переулке было темно, хоть глаз выколи, но Дженн знала, что Антонио прекрасно видит, куда идти. Он тащил их за собой с огромной скоростью, и несколько раз она едва удержалась, чтобы не упасть. Он снизил скорость. Она еще крепче сжала его руку; то же самое сделала и Скай.
— Вон там, за лестницей, название улицы, — крикнула Скай. — Улица Святого Петра! А вот и номера: один, два, пять… дальше не разберу.
— Антонио, беги вперед! — закричала Дженн. — А мы за тобой.
Антонио отпустил руки обеих девушек и полетел, как летучая мышь в ад.
Меньше чем через минуту он оказался рядом с домом. Взлетел вверх по лестнице, сорвал дверь с петель и вбежал в дом, готовый убить хоть сотню своих сородичей ради спасения сестры Дженн.
Антонио оказался в восьмиугольной комнате со старинной мебелью. В воздухе стоял густой запах свежей крови.
Возле дальней стены стояла открытая клетка, на пороге ее лежала юная девушка, она лишь наполовину смогла выползти наружу. Да, это она, Хеда, сестра Дженн. Секунду он смотрел на нее, не отрываясь. Потом ярость охватила его.
Опоздали!
Она мертва.
Он склонился к ней, и смрад смерти заполнил его ноздри, густой, едкий и отвратительный. Он отпрянул назад и перекрестился.
— Ты правильно понял, я «обратила» ее, — промурлыкал голос у него за спиной. — Теперь я — ее «крестная мать».
Он резко повернулся и увидел Аврору, игриво обнажившую клыки.
— Кстати, кровь ее на вкус просто отвратительна. Она была уже при смерти. Но теперь она моя.
Антонио не нашелся что ответить.
— Ну, что, добро пожаловать к нам, предатель, — продолжала она, подвигаясь к нему ближе, словно плывя по воздуху. — Вампир, помогающий людям охотиться на нас. Давно я мечтала о встрече с тобой. А ведь твой «крестный отец» отзывается о тебе с большой теплотой, Антонио де ла Крус.
Антонио засвистел и с яростным криком бросился на нее.
Холгар наблюдал, как бойцы Сопротивления, скинув с себя масленичные маски с плащами, с автоматами наперевес бросились на идиотские помосты вампиров. Бернар, Мэтт, Эндрю и Марк смели с них вампиров и этого колдуна вуду, Папу Доди. Полиция с балконов открыла огонь прямо по толпе. С отчаянными криками люди заметались и стали разбегаться кто куда.
В одном из зданий вспыхнуло яркое пламя. Густые клубы дыма поднялись к небу.
Вампиры бежали с помостов, как крысы, сверкая кроваво-красными глазами и угрожающе обнажив клыки. Один из них, мужчина, схватил подвернувшуюся женщину и вонзил клыки ей в горло. Другой Проклятый бросился на какого-то толстяка и повалил его на колени. Кровь ручьями текла по лицу вампира.
Холгар, расшвыривая с дороги людей, пробивался в ту сторону, куда направились Антонио, Скай и Дженн. Он добрался до конца переулка и увидел Дженн и Скай. Антонио с ними не было.
— Улица Святого Петра, — выдохнула Скай, протягивая ему магический кристалл.
Холгар кивнул.
— Найдите Эрико и Джеми, — сказал он.
Приблизившись к месту, он пригнулся, как вдруг раздался яростный крик. Он узнал голос Антонио.
Холгар бросился к дому, взлетел вверх по ступенькам и влетел в открытую дверь.
Антонио держал за горло вампиршу, она злобно свистела и царапалась острыми когтями. Оба щелкали клыками, как два дерущихся волка.
Холгар выхватил из карманов колья и попытался приблизиться. Антонио и эта чертова баба двигались так быстро, что невозможно было уследить взглядом, кто из них где, не говоря уже о том, чтобы попасть колом: можно было промазать и убить Антонио.
Прыгая вокруг них, он орал от злости; вдруг оглушительная ругань сотрясла стены комнаты. В нее ворвалось с полудюжины вампиров. Он вонзил кол в грудь самого первого; на лице его изобразилось удивление, и он рассыпался в прах.
