Проходит время, – период адаптации и привыкания, – и каждый из нас поднимается на свой реальный уровень. Высокий или нет – не важно, но на свой. Порой и сам не знаешь, на что ты способен в этой жизни и какие скелеты скрываются в твоём шкафу. Местная публика это чувствует, и ей это, естественно, не нравится. Начинается бряцанье копьями раздутых амбиций и дубинками застарелых обид, но ничего сделать уже невозможно. Джинна в бутылке не удержать.
Не то, чтобы наши новые уровни для них недосягаемы, просто для этого нужно прикладывать усилия, а это многим не по силам и… лень. Левантийская, как здесь любят говорить, ментальность. Никуда от неё не денешься. Одно дело, когда она генетическом уровне, совсем другое, когда приобретается и становится второй натурой. Мы и здесь многим даём фору.
Некоторым из наших это не по нраву. Просто не хочется людям, за чьими плечами иная культура и иное мировоззрение, вливаться в общую массу, среди которой существовать проще и комфортней. Масса не отвергает его, потому что уверена в своей мощи и непоколебимости. Она просто перестаёт его замечать. В итоге человек остаётся белой вороной. Ему до конца жизни суждено всему удивляться, наступать на одни и те же грабли, тосковать о покинутой прежней родине и с горечью понимать, что от этой – новой и такой неласковой – никуда не деться. Ты уже сроднился с ней, и назад пути нет…
Это я твёрдо знаю, потому что сам из того же отряда пернатых. Хоть и трудно порой мириться с окружающим миром, но я не стремлюсь что-то в себе изменить. Втайне даже горжусь этим…
Сегодняшний день у меня начался с конфликта с начальством. Подобные баталии происходят регулярно и, как правило, ни к каким печальным последствиям не приводят. Но всё равно неприятно. Кого разделывают под орех в подобных спорах, и кто виноват, уточнять не стоит – и так ясно, даже если никакой моей вины нет. Просто произошла нестыковка, когда мне загодя позвонили из конторы и отправили в одно место, потом перезвонил шеф и отправил в другое, где в настоящее время образовался прорыв. Пропустив мимо ушей мои слова о том, что я, в общем-то, уже ангажирован на сегодня и одновременно в двух местах быть не могу, Меир рявкнул, чтобы я делал то, что он велит, и тут же бросил трубку.
Приказы начальства не обсуждаются, по-солдатски рассудил я, и спокойно завалился спать. Тем более, я сильно устал после вчерашней поездки с сыном на экзамен. Кстати, экзамен он сдал, но результат будет известен позднее.
Утро началось с новых телефонных звонков. Предполагаемый скандал начал набирать обороты. Сперва мне позвонили из конторы и вкрадчиво поинтересовались, почему я не там, куда меня послали, следом позвонил шеф, с пол-оборота взявший верхнюю ноту, дескать, почему я вчера утаил от него информацию. Робких оправданий в том, что слушать меня он вчера не захотел, шеф опять же не воспринял и разразился совсем уже площадной бранью. Мол, я уже не первый раз поступаю так, как выгодно одному лишь мне, а его, моего кормильца, постоянно выставляю дураком.
Я молча слушал его по-восточному цветастую ругань и тоскливо раздумывал о том, что при таком раскладе и такой дремучей организации работы, когда постоянно приходится затыкать очередные бреши, а вся вина перекладывается на простых исполнителей, и дураком никого выставлять не надо. Всё и без того ясно. Тут ты хоть пропеллером вертись, но пока не наведёшь порядка в собственной берлоге, ничего путного не выйдет. Постоянно будут авралы.
Меир, судя по всему, порядка навести не мог и не хотел. Для начала необходимо измениться самому, а это претит его натуре. Наорать, поскандалить, оскорбить попавшую под раздачу жертву, а через минуту великодушно простить, ласково похлопать по плечу и назвать «мотеком» – таков стиль его работы. Так работали его деды и отцы, так будут работать его дети и внуки. Эдакий отходчивый помещик-самодур двадцать первого века. Кнут и пряник в самых экстремальных своих проявлениях. Скотовладелец, одновременно секущий хворостиной и подкармливающий травкой бедных бурёнок, дающих молоко. И это не диагноз временного заболевания, это образ существования.
Исчерпав поток брани и, видимо, решив, что цель достигнута, а я очередной раз унижен и уничтожен, Меир более спокойным тоном сообщает, и раздражения в его голосе больше нет:
– Ладно, езжай туда, куда я тебя отправил…
Инцидент исчерпан. Я не оправдываюсь и не пытаюсь объяснить, что никакой моей вины в чужой накладке нет. Это лишне. Никогда он не признается в неправоте, а только будет орать ещё три дополнительные минуты. Лучше дать ему выговориться до конца, не вслушиваясь в смысл. Через час же, если ему что-то понадобится, я снова превращусь в «сладкого» и «члена его семьи», короче, наступит вселенская тишь да благодать. Никаких воспоминаний о недавней буре.
Но я уже заметил одну странную закономерность: если день начинается с неприятности, то потом до самого вечера всё будет идти наперекосяк. И это наблюдение, увы, оправдывается почти на сто процентов.
Где-то на середине пути, уже на территориях, дорога перегорожена, и с обеих сторон в пробке томятся десятки машин – наших и арабских. Дело в том, что кто-то обнаружил на проезжей части брошенную сумку – «хефец хашуд» – предмет, который может представлять опасность. Прикасаться к нему нельзя, поэтому тотчас вызвали полицию и сапёров, а те всё перегородили и теперь ждут, пока привезут робота, который обезвредит опасную находку. И хоть машина с роботом подъехала почти сразу, и робот, управляемый дистанционно, подхватил сумку своими клешнями, сунул её под бронированный колпак, где тотчас взорвал, не выясняя, что внутри, время стремительно уходит, и попасть на работу к нужному часу я, конечно же, не успеваю.
– Где тебя черти носят? – раздражённо интересуется по переговорному устройству Эдик. Видно, он уже в курсе моего конфликта с начальством, поэтому особо со мной не церемонится. Хоть мы и друзья, но его любовь к начальству превыше дружбы. Приобретённый израильский менталитет…
Пробую объяснить ситуацию на дороге, но недаром он лицо, приближенное к кормушке, посему никаких объяснений слушать не желает. Впереди паровоза, то есть шефа, конечно, не бежит, но и отставать не желает.
– Все люди как люди, – заводится он, и в его голосе слышны знакомые интонации Меира, – успели проскочить до этой пакости, а тебе вечно везёт. Раньше из дома выезжать надо и ехать быстрее, не глазеть на ворон по сторонам!
И тут моему терпению приходит конец.
– Да пошёл ты! – взрываюсь. – Ещё он меня будет отчитывать! Хватит мне Меира на сегодня! Иди докладывай своему хозяину, какой я негодяй, он пускай и доругивает, а ты на меня голос не повышай!
– Между прочим, – идёт на попятную Эдик, – он не только мой хозяин, но и твой – сам ему и докладывай. А меня местное начальство задолбило вопросами: где охранник, почему его на месте нет? Я, между прочим, работаю в другой деревне и никак не могу твою задницу даже на время прикрыть!
– Куда тебе! – всё ещё не успокаиваюсь. – Ты озабочен прикрытием только собственной!.. И учти, у нас уже есть один отец народов, кормилец и благодетель, второго не надо…
