Книга Лексикон - Павел Олегович Марушкин

со всех ног… Да, шанс будет только один. А ведь до этой каменюки ещё надо как-то добраться — пригибаясь, на полусогнутых, не поднимая головы, а значит — теряя драгоценные мгновения… Может, лучше сразу стрелять оттуда? Нет, тогда значительная часть лагеря окажется заслоненной большой палаткой, а с нынешней позиции — всё как на ладони… Что ж, значит решено.

Медленно, растягивая мгновения, словно гуттаперчевую ленту, он втянул в легкие воздух — и так же медленно выдохнул. Стоило плану действий сложиться в голове, как тревога тут же отступила, исчезла, растаяла в безмятежном спокойствии… Это был своеобразный транс — лучшие из неандертальских охотников умели погружать себя в такое состояние сознательно. Ты сливаешься с окружающим ландшафтом, исчезаешь, растворяешься среди веток и камней, будто клочок тумана…

Лагерь понемногу просыпался. Из палаток выбирались люди, щурились на яркое утреннее солнце, потягивались — сквозь мощную оптику можно было различить даже выражение лиц… К небу потянулся дымок: развели огонь. Спустя некоторое время призраки вдруг снялись со своих мест и потянулись к небольшой палатке: сквозь парусиновую стенку пробивались бледные вспышки. Наконец, в поле зрения появился грендель: массивная бурая туша, крест-накрест перепоясанная патронташами, с длинным ружьём в когтистых лапах… Имеющий Зуб отметил про себя, как ловко медведь держит оружие, не предназначенное, в общем-то, для его конечностей: похоже, ему это было отнюдь не впервой. Зверь неторопливо обошел лагерь по периметру: со стороны могло бы показаться, что он просто разминает лапы после сна — но Имеющий Зуб отметил характерное движение головы: грендель принюхивался; должно быть, некий запах его насторожил. Неандерталец, не отрывая взгляда от окуляра, едва заметно повел стволом — так, чтобы нацарапанный на линзе крестик совпадал с головой медведя, промеж ушей; но палец на спусковом крючке держал свободно: для точного выстрела требовалась неподвижная мишень. Грендель же, будто нарочно, всё время находился в движении, а потом и вовсе скрылся под пологом палатки. Имеющий Зуб подавил импульс досады — и вновь растворился в ожидании. Позавтракав, люди стали собираться в дорогу. Свернули палатки, погрузив шесты и брезент на телегу; ещё одна телега, размером поменьше, представляла собой непонятный механизм на колесах. Возле неё всё время отиралась парочка — толстяк с металлической рукой-протезом и рыжеволосый крепыш с багровой физиономией. «Должно быть, это Стерлинг и О'Рейли» — подумал неандерталец; давешний пленник весьма точно описал обоих. А рядом сними… Да, это он: невысокий, щуплый тип с черной пиратской повязкой через левый глаз. Инкогнито! Имеющий Зуб взял его на мушку, подвыбрал свободный ход спускового крючка… И вновь расслабился. Убей он Осокина сейчас — Фальконе тотчас повернет назад, ведь смысла преследовать странную компанию больше не будет… А значит, грендель уйдёт от возмездия. Нет уж, в другой раз… Он вновь засек зверя: тот помогал укладывать последнюю палатку. Момент, вроде, был подходящий — но цель то и дело заслоняли люди. Наконец, сектор очистился, а грендель присел возле колеса: что-то там его заинтересовало. «Пора» — решил Имеющий Зуб. Крестик совместился с макушкой зверя. Неандерталец прикинул падение пули — он хотел попасть точно в затылок. Штуцер словно бы сделался продолжением рук, дыхание затихло, палец пригрузил спуск, готовый продолжить плавное движение, оставалось лишь поймать миг меж двух ударов сердца…

— Эй, мистер! — негромко окликнул его знакомый голос.

Проклиная всё на свете, неандерталец обернулся. Прямо на него смотрела винтовка Лероя Пинкера. Между ними было ярдов двадцать, не больше: старик подкрался, будто привидение.

— Не вздумай спустить курок, — всё так же вполголоса продолжал следопыт. — Даже если попадёшь в одного — остальные тебя прикончат.

— Что ж, пусть попробуют, — отозвался неандерталец.

— Плохая идея, парень, — в голосе Пинкера звенел лёд, ствол его штуцера чуть заметно шевельнулся.

Имеющий Зуб почувствовал, как меж лопаток проложила себе дорожку струйка пота.

— Ты не будешь стрелять, — заявил он, усилием воли заставляя себя вновь приникнуть к окуляру. — Твой выстрел точно так же переполошит их, как и мой.

— Сделай это — и я сразу тебя пришью, — невозмутимо ответил Пинкер. — Не будешь больше путать мне карты. Я при любом раскладе в выигрыше, усек? Но если мы оба по-тихому смоемся, мне будет проще. Так что выбираешь?

Имеющий Зуб ещё несколько мгновений глядел сквозь прицел на широкую медвежью спину. Отряд поднялся на бровку холма, и лучи утреннего солнца светящейся паутиной легли на линзу. Неандерталец, стиснув зубы, поднялся с земли и демонстративно закинул штуцер за спину. Пинкер опустил ствол.

— Тебе нужен был косолапый, так ведь? — усмехнулся он. — Ладно, парень. У тебя будет шанс, только не сегодня. Подожди ещё день-другой.

***

— Хорошо, когда вода рядом: ветерком свежим обдуват, — Потап шумно втянул носом воздух и фыркнул. — А то с утра как сам не свой; всё к земле гнуло… Должно быть, дыму надышалси. А может, место там тако, нехорошее, где стоянку-то учинили…

Ласка не разделяла мнения медведя. Дорога была для неё в тягость, и не только из-за трудностей пути: с каждым днём неминуемо приближалась развязка — а что будет потом, не взялся бы предсказать никто… Конец Империи, точнее — конец мира, как-то незаметно претворялся из области абстракций в реальность. Пока ничего такого не произошло, но девушка очень хорошо помнила, с какой легкостью изменяет мир проекция Знака. Всё это — холмы, лес, река, даже небо над головой, могло быть сметено одним махом, смято, заброшено в стылые бездны… Могло. И она всё яснее осознавала это.

Река, возле которой они разбили лагерь, являлась конечной точкой пешего маршрута: остаток пути планировали проделать по воде. Для этих целей путешественники везли свёртки из пропитанной каучуковым составом ткани. В развернутом состоянии каждый представлял собой веретенообразный мешок с герметичными швами и шнуровкой в верхней части. Будучи натянутой на каркас, такая оболочка превращалась в лёгкую и вёрткую лодку наподобие тех, какими пользуются некоторые племена, живущие на побережьях северных морей. Каркасы ещё предстояло вырубить и связать верёвками; впрочем, с этим проблем не предвиделось — на лёгкие стрингеры и шпангоуты годились даже тонкие ветви.

Вечером, после ужина, пили сухарник — девушка даже не удивилась, узнав, что рецепт этого напитка принадлежал Потапу. Медведь просто заварил его как-то раз на привале и без лишних слов угостил сидевших поблизости матросов. С того дня стало чем-то вроде традиции — если поблизости был ручей или родник, в жестяное ведерко набирали воды, кипятили её, а потом всыпали туда по жмени ржаных сухарей. Полученный напиток цветом походил на некрепкий чай, а запахом живо напомнил Ласке квас,