Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
И замолчал. Павел тоже сидел тихо. То вглядывался в лицо Гундионова, то по сторонам озирался, будто ждал чудес. Никаких чудес: скучный гостиничный быт, кипятильник, граненые стаканы, чай с плавленым сырком. Лысый человек напротив, с виду командированный. Была, впрочем, на столе еще коробка конфет, большая красивая коробка.
Хозяин положил в рот конфету, запил чаем.
– Слышал ты такое: Гундионов всем жуликам жулик?
– Говорят жулики, которым Гундионов на хвост наступил.
– Разделяешь?
– Что вы. Все говорят: Гундионов честный. Его обманывают. Творят безобразия за спиной.
– А может, он сам творит? Чужими руками?
Павел не знал, что сказать. Глядя на него, хозяин улыбнулся, взял еще конфету. Павел тоже взял. И скривился от боли, схватившись за челюсть.
– Ну? Что такое?
– Зуб сломал!
Конфета с металлическим звуком упала на блюдце.
– Не по зубам тебе, – усмехнулся Гундионов.
– А это… что?
– Это золото.
– Как?
Кусочек металла тускло желтел на блюдце. Павел смотрел ошарашенно.
– Ешь мармелад. А это золото в шоколаде. Ассорти.
– Бывает такое?
– Как видишь.
– В пайке у вас?
– У меня – да. Возьми на память. Будет золотой зуб.
– Нет, не бывает! – закричал Павел. – И в пайке не бывает! Нет! – Он вскочил из-за стола. – Я не могу с вами, не хочу! Отпустите, Андрей Андреевич! Я не буду вас возить!
Тут хозяин подошел к нему, положил руки на плечи. И под тихую музыку из приемника повел, чуть подталкивая, осторожно по номеру. Павел стал переступать неловко вслед за Гундионовым и кружиться вместе с ним, не понимая, что танцует.
– Танцы – моя слабость, – сказал хозяин. – Я поставил на ноги весь наш прекрасный край! Танцуют везде, всюду, как хорошо! Я даже тех поставил, кто уже стоять не мог, в луже лежал пьяный. И что примечательно, сразу подскочила производительность труда.
Клюев не разделял воодушевления хозяина. Лицо его выражало крайнюю растерянность.
– Ты не беги от меня, Павел Клюев. Я один, совсем один! – вдруг проговорил Гундионов. – Давай-ка мы закрепим нашу дружбу раз и навсегда. Прыжком!
– Куда?
– На землю, куда. С неба на землю. Мы же десантники!
Павел Сергеевич сам себе улыбнулся в зеркальце, обнажив зубы. Тот, золотой, блеснул и погас, будто подмигнул. Мгновенное это легкомыслие за рулем едва не кончилось бедой: он, затормозив, вывернул руль, мимо пролетел встречный грузовик.
Гундионов заерзал на заднем сиденье:
– Как водитель ты деквалифицировался.
– И во всех других отношениях.
– В это трудно поверить. Главные навыки ты вряд ли растерял.
– Это какие же?
– Какими был славен.
– Полный ноль, честное слово!
– Посмотрим, – сказал старик.
Павел Сергеевич опять затормозил резко. На этот раз помех на дороге не было, он всего лишь останавливал машину. Обернулся к пассажиру:
– Я не смогу быть вам полезен, Андрей Андреевич.
– Сможешь, сможешь.
– Было бы странно, вы не находите? Сегодня, сейчас.
– Почему же?
– Потому что люди меняются.
– Кто тебе это сказал? – засмеялся пассажир. – Не выдумывай. Ты каким был, такой и есть. Главное, не утратил самый ценный свой навык: отгадывать мои мысли. Я захотел пройтись по улице, и ты тотчас остановился. Молодец, Шакал! Ты же знаешь, – продолжал он благодушно, – я иногда люблю замаскироваться и погулять среди людей. Когда величие распирает, залезаешь в старый костюм и спускаешься на землю. Идешь куда глаза глядят. Такой, как все. Эти прогулки – моя слабость!
– Слабость к дешевым эффектам. Узнаю Гундионова, – пробурчал Павел Сергеевич, не разделявший настроения пассажира.
В следующее мгновение хлопнула дверца, старик выскочил из машины, пошел, не оглядываясь, по улице. Павел Сергеевич достал платок, вместе с испариной стер с лица волнение. А потом тоже выбрался наружу, стал ходить по оживленной улице туда-сюда, толкаться среди прохожих, высматривая пассажира. Побежал, наобум свернул в арку и замер посреди двора, увидев старика на детской площадке. Тот раскачивался от души на качелях, взмывал ввысь, зажмурившись.
“Прости меня!” – прошептал вдруг Павел Сергеевич, не он – губы его прошептали. Он двинулся к качелям, и тут Гундионов, заметив его, прокричал с восторгом:
– Я в родном городе! Ты понял? Я в родном городе!
– Альты! Ни черта альты не строят! – сказал негромко Гундионов сквозь пение хора, и был услышан: взмахом руки дирижер адресовал его распоряжение женщинам в белом и мужчинам в черном. Гундионов прикрыл ладонью лицо, внимая многоголосью строгим, не приемлющим фальшь вниманием.
Пели женщины в белом и мужчины в черном, дирижер, добросовестно жестикулируя, вел их партии, и все это предназначалось лишь двоим зрителям, сидевшим в пустом зале. Одним был сам Гундионов, другим его водитель Клюев Павел.
– Альты, альты, ёлки-палки! – снова раздался негромкий, но всегда отчетливо звучащий, доходящий до нужных ушей голос, и опять дирижер кивком что-то обещал Гундионову, а тот, недовольный, ерзал в кресле, вздыхал сокрушенно: нет, не строили сегодня альты, ни черта не строили!
В паузе Гундионов сказал:
– Товарищ дирижер, перестаньте жестикулировать. Вы мешаете.
Снова пел хор. Гундионов, сидя в кресле, дирижировал сам, собственноручно. Он забыл о Павле. И тут до него донесся словно стон. Хозяин обернулся: Клюев сидел у него за спиной, глядя в точку. Но вот он поднялся, пошел к сцене напрямик, перешагивая через ряды. “Давай!” – вдруг закричал Гундионов с болельщицкой страстью, что-то их в эту минуту объединило – и того, кто остался в кресле, и того, кто уже карабкался на сцену.
И, встав перед хором, как недавно еще стоял изгнанный дирижер, слыша за спиной гундионовское “давай!”, Павел закрыл глаза и замахал руками, будто поплыл, окунувшись в многоголосье. Потом как бы очнулся и увидел перед собой удивленное лицо солистки с открытым поющим ртом, и подмигнул ему даже хорист из последнего ряда, но это сейчас уже не имело значения: он дирижировал!..
И так же, лицом к поющим и спиной к переполненному залу, стоял он спустя годы и отточенными движениями рук управлял хором. А потом стоял на авансцене, кланялся, в знак благодарности прижимал руку к груди. Девушка из партера вручила ему цветы, он передал их солистке. Тут кто-то схватил его снизу крепким рукопожатием, потянул, заставив присесть на самом краю сцены. Павел Сергеевич увидел Гундионова, старик держал его, не отпуская, и всё тянул вниз, что-то бормотал взволнованно, со слезами на глазах.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
