себя и правительству УНР. У нас, однако, не имеется сведений, чтобы утверждать что-нибудь о конкретных намерениях этой группы.
Третья группа состояла из приднепрянских социал-демократов. Некоторые из участников были несогласны с политикой А. Левицкого и пытались организовать против него открытое выступление. В этом направлении из Берлина работал Порш, который используя свой авторитет среди эсдеков, угрожал привлечь старых приятелей по партиив союза борьбы за освобождение Украины (СБСУ полковника В. Чеботарёва) и тем самым к борьбе против правительства УНР, а также и против УВО, на иждивении которого полностью находилась новоиспечённая ОУН. Так как В. Чеботарёв располагал довольно обширной агентурной сетью в кругах эмиграции и на Украине, к нему стекалась важная политическая информация, которую он успешно продавал представителям САСШ, чешскому генштабу и Абверу. С американцами он был связан ещё с дореволюционной поры так как был агентом американского треста сельско-хозяйственных машин («Интернационал Гервестер Ко»). А так как большинство бывших сотрудников и агентов этого треста, работавших в России, находились в Берлине, В. Чеботарёв устроился туда на службу и стал представлять интересы треста в Прибалтике и Финляндии, одновременно сочетая это с разведывательными командировками и деятельностью против СССР, что позволяло ему добывать и продавать ещё больше информации спецслужбам указанных государств, составив, таким образом реальную конкуренцию УВО Е. Коновальца.[337]
Это не могло не беспокоить полковника, прекрасно осведомлённого в том, что В. Чеботарёв получает актуальную политическую и военную информацию с Украины. О таких агентурных возможностях ему оставалось только мечтать. А пока, приходилось выслушивать заслуженные упрёки со стороны представителей Абвера в своей разведывательной не компетенции, а возможно, и импотенции.
Однако главные неприятности у Е. Коновальца и его детища – ОУН, были ещё впереди. И к этому приложила свою руку советская разведка, располагавшая среди делегатов конгресса своим агентом, а возможно и агентами. После возвращения в Берлин, в конце февраля 1929 г., полковник был вызван в МИД Германии, где ему заявили, что полномочным представительством СССР была вручена вербальная нота, потребовавшая прекращения деятельности Провода ПУН и УВО с ликвидацией организации и роспуском людей в месячный срок. Несмотря на все усилия с задействованием того же Абвера отменить распоряжение МИДа не удалось. Единственным утешением стала отсрочка исполнения предписания до 15-го апреля. Вскоре, решением ПУН – центр УВО перенесли в Литву, Данциг и Гали́цию. Провод ЛУН – в Прагу. В Берлине оставались члены Провода Р. Яри, П. Кожевников и редакция с ограниченным персоналом. Всякая материальная поддержка УВО со стороны германского генштаба прекратилась. Причины такой поспешности и категоричности условий выполнения предписаний МИД Германии, скорее всего, скрывались в установлении и развитии советско-германских отношений, приведших к активному задействованию советских учебных центров РККА для подготовки германских специалистов; танкистов (г. Казань), лётчиков (г. Липецк) и химиков (г. Вольск), а также испытания новых вооружений и техники для рейхсвера на советских полигонах и отработки тактических приёмов их использования в бою.
Однако, по нашему мнению, это была не единственная причина удаления ОУН-УВО вместе с Е. Коновальцем из Германии. Некоторые члены ПУН выдвинули обоснованное подозрение, что главным бенефициаром этого «происшествия» является Р. Яри уже давно вынашивающий намерения «подсидеть» «керманыча» и замкнуть на себя все нити, а значит и деньги, работы с Абвером и МИД Германии. И надо сказать, что он в этом весьма преуспел.
14 мартя 1929 года Е. Коновалец с этими известиями прибыл в Прагу для встречи с членами Провода Л. Костаривом и Н. Сциборским, и обсуждения создавшейся критической ситуации в работе ОУН-УВО. Встреча состоялась в кафе «Урбано». На ней «керманыч» поведал коллегам о положении в «Проводе» и УВО. Всё это, по мнению Е. Коновальца, вынуждает к прекращению всякой активной работы в Польше (о чём, собственно, и мечтали польские спецслужбы. Бывший агент – не подвёл и на этот раз). Кроме этого совещания состоялась беседа полковника с начальником разведки Л. Костаривым. Было принято решение активизировать и расширить работу 3-го отдела ЛУН (разведывательный) с использованием подходящих кадров из числа группы СУНМ и УВО (явная попытка Е. Коновальца загладить свою вину перед Абвером, а также заработать деньги на перепродаже шпионских сведений Литве). Они достигли договорённости, что практическое исполнение этого решения последует в начале апреля, когда полковник вместе с Р. Яри снова приедет в Прагу и передаст в распоряжение 3-го отдела секретную картотеку персонал УВО. Передача персонала СУНМ должна была состоятся через О. Бойдуника.
Разведывательный отдел ЛУН находился в ведении референта связи Провода ЛУН и состоял из: 1. Штаба. 2. Краевых представителей. 3. Сотрудников Отдела. 4. Агентов находящихся на связи сотрудников Отдела. Руководителем являлся Л. Костарив, помощником Я. Герасимович, руководитель разведки по ЧСР – Руденко, по Германии – М. Селешко, по Франции – Антоненко. Членами Пражского Отдела являлись: Бойкив, Бикас, Забивский и Яворский. Районным представителем Отдела в г. Подебрадах – Жлудкин, в г. Либерце – И. Луб, членами Гагин и Лечун.[338]
И всё же неприятные новости – множились. Столь радикальное решение было принято Е. Коновальцем по причине получения секретной информации о принадлежности П. Кожевникова, якобы, к агентуре советской разведки. По настоянию «керманыча» решено было на время отстранить подозреваемого от работы в «Проводе» и предоставить ему несколько месяцев для обустройства личных дел. Л. Костарив предложил собрать дополнительные материалы по этому делу и затребовать от генерала В. Змиенко (начальник 2-го отдела генерального штаба военного министерства УНР), сообщившего эти сведения, точных доказательств измены.
В отношении В. Змиенко можно сказать, что уже в то время он стал симпатизировать националистам и постепенно отходить от А. Левицкого будучи прямым свидетелем и участником ренегатства правительства УНР в интересах Польши. Поэтому, возможно, искал выход для своего оправдания и реабилитации перед национальным движением в оказании помощи Е. Коновальцу и его УВО с перспективой увольнения и перехода в ОУН. Однако, принимая во внимание его принципиальный конфликт с В. Чеботарёвым, который восстановился в ГШ ВМ УНР по требованию поляков в 1935 г., можно предположить, что, получив материалы о предательстве В. Змиенко и его работы на ОУН-УВО, В. Чеботарёв (как агент польской контрразведки и официальный сотрудник 2-го Отдела ГШ Польской армии) доложил свой компромат «дефензиве» и В. Змиенко был уволен, а впоследствии скоропостижно скончался в 1936 г. И смерть его была не менее подозрительна, чем его предательство.
А неприятности всё прибывали. 16 марта 1929 года Н. Сциборский получил уведомление о запрещении деятельности «Провода» и самой Луги украинских националистов. 18 марта в Подебрадах политическому референту и бывшему председателю ЛУН Н. Сциборскому явился чиновник МВД и жандармский
