Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
предлагаю ему:
– Может, сходим прогуляемся по пляжу? Можем и Клодель с собой взять.
– Merde! Она же старая совсем! – говорит Карл.
Клодель уже и вправду дама пожилая. Кожа да кости, шерсть прорежена, и остеоартрит вцепился в передние лапы. Но, как подобает истинной парижанке, она и в старости прелестна, и нос ее по-прежнему задран вверх.
Карл согласно кивает, и мы отправляемся на прогулку.
Уже на улице племянник мой смотрит на большую коричневую вязаную шапку у меня на голове, а потом переводит взгляд на лысоватую Клодель, испустившую слабый пук.
– Я пойду впереди, – бормочет он. – Я из нас самый привлекательный.
Ольгу снова положили в больницу.
– Суки! Скоты! Говнюки! Засранцы! – ругается она, и последние медовые пряди падают на пол.
Мне выпала весьма сомнительная честь выбрить ей тонзуру. Лучше уж поскорее пройти эту процедуру и хоть что-то контролировать, так она считает. Потом ее снова тошнит.
– Ненавижу весь этот институт Финсена. Шопы! Жопы! Ненавижу всех, кроме вас!
Мать моя приходит к нам несколько раз в неделю, и слезы беспрерывно катятся у нее по лицу. Картина эта стала уже привычной.
В последние полгода у меня на руках были хворающая сестра, пятилетний мальчик и афганская борзая. Это, конечно, выматывает. Поэтому мы устроили Карла на несколько часов в день в детский садик на Эресуннсвай, и у меня появляется немножко времени, чтобы писать или подрабатывать в «Лавке художника».
Теневой боксер умер от пьянства и паров скипидара. Альфа-самец безутешен:
– Он был одним из наших самых великих.
Сюрреалист кивает и тихо произносит:
– Может быть, самым великим…
Как-то перед обедом Карл внезапно появляется у меня в гостиной.
– Почему ты один пришел домой? Ты же должен быть в саду вместе с другими детьми! – сердитым голосом говорю я. Гневаюсь я из страха перед ответственностью, которую возлагать на себя не просила.
Карл участвовал в спектакле в Дюрехавене, и его должны были доставить домой на детсадовском автобусе.
– Меня до дому двое орков проводили, – отвечает он, сложив на груди руки, и линяет в свою комнату.
Через неделю история повторяется. Карл прибывает домой задолго до обеда с королевской короной на голове и в мантии со шлейфом.
– Я Шекспир. Пицца еще осталась? Можно я свой череп здесь положу? – говорит он и бежит к Ольгиной постели, посмотреть, дома ли она.
Маленькое его тело сотрясают рыдания, ведь мать его то лежит в комнате с задернутыми гардинами, то на чужих больничных кроватях. Никаких слез на это не хватит.
Ольга с тонзурой сидит, точно монах, в своей резиденции на белых простынях. Она словно бы совсем лишилась кожи, да еще и подсвечивается изнутри. От прежней Ольги остались одни лишь огромные зеленые птичьи глаза.
Слухи о ее болезни привлекают внимание и добираются в том числе и до бывших воздыхателей. Многие из них получают аудиенцию и сидят, склонив головы. Палата ее стала одной большой исповедальней.
– Когда вырасту, я сошью тебе шубку из шмелей, – шепчет Карл на ухо своей матери, надеясь потянуть время.
Чтобы повысить настроение, я, по примеру Вариньки, стала читать Карлу вслух. Дело это продвигается с переменным успехом, хотя я и вставляю в тексты пассажи о нахальных мальчиках, проживающих в Париже.
– Ничего, если я пойду побегаю, пока ты дочитаешь до конца? – спрашивает он.
– Но ведь ты тогда не узнаешь, чем история закончилась, – возражаю я.
– Узнаю. Они всегда одинаково заканчиваются, когда кто-то просто говорит: И они прожили счастливо до такого-то дня.
Зато мы можем долго работать с кистями и мелками за обеденным столом.
– Как ты рисуешь людей? – интересуется Карл.
Я рассказываю ему о пропорциях головы и тела. О том, что длина кисти и высота головы часто соответствуют длине ступней. Он смотрит на мои толстые щеки, переводит взгляд на мои огромные ступни и утвердительно кивает.
– А ты как рисуешь людей, Карл? – спрашиваю я.
– С уважением!
Мы сосредоточиваемся каждый на своем рисунке.
– Тебе скоро домой? – интересуется он.
Приходится показать ему табличку на дверях с моим именем, и только тогда он вроде бы убеждается, что я и вправду живу здесь.
На тротуаре я вижу Грету. Она расчищает снег, но из-за покалеченной трамваем ноги дело движется ни шатко ни валко. Грета на миг опирается на черенок лопаты, смотрит в небо и наполняет легкие воздухом. Потом мимо проходит Якоб и счищает оставшийся снег.
Мать моя приходит поухаживать за Ольгой. Сестра спит, и я ставлю воду для кофе на кухне. Карл рисует, я даю ему сок. Клодель описывает большую дугу вокруг матери, а потом ложится в прихожей, прикрыв нос лапами.
– Я Грету встретила на улице. Никогда она так хорошо не выглядела, – замечает моя мать.
– Да, по-моему, она чувствует себя гораздо лучше… этот мопед возродил ее. Послушай, а какие у тебя отношения с Гретой? Я раньше никогда не видела, чтобы вы так тесно общались, как в тот день после Варинькиных похорон, – спрашиваю я.
– Мы ведь когда-то все время вместе играли, – начинает свой рассказ моя мать.
– Ты с Гретой? – Мне трудно это представить.
– Да, они переехали на Палермскую, когда мне исполнилось десять, а в те времена других детей на улице не было.
Мать моя сажает Карла себе на колени, но он быстро сбегает от нее в сад и начинает лепить снеговика под яблоней. Клодель трусит вслед за ним и подставляет спину в качестве мишени для пары снежков.
– Мать Греты из больниц не вылезала. С ней постоянно нервные срывы случались после пребывания во Внутренней Миссии[185], откуда ей удалось сбежать. В общем, она полностью расклеилась и Грете приходилось домом заниматься.
– А что отец?
– Мы его никогда не видели. Время от времени мы Грету даже к себе забирали, – вздыхает моя мать. – Варинька всегда к ней с особым вниманием относилась. Брала ее с собой на собачьи бега, потому что я не хотела. Они часто деньги выигрывали и возвращались домой в прекрасном настроении. А я это дело ненавидела. Кстати, это твой дед научил Грету играть на пианино. А еще он присмотрел педальный орган и уговорил ее мать поставить его в комнате дочери. Вот так у Греты появилась возможность играть и петь свои любимые псалмы.
Я киваю.
– А я, хоть дед во мне души не чаял, рано стала заниматься другими вещами, тем, что нравилось. Я предпочитала с мальчишками встречаться, играть в стюардесс или учиться теннису. А дед с Варинькой ко всему этому никакого интереса не проявляли.
Вот
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
