— Они со свежими следами крови имеют дело, — сказал Волер. — Чего тут сложного?
— Это же собаки, не роботы, — возразил напарник. — Расслабься, скоро поймают.
Певец, навсегда прославившийся под именем Принц, допел до середины «Diamonds and pearls»,[55]когда поступило сообщение:
— «Виктор ноль три» для «Виктора ноль один». По-моему, он здесь. Мы стоим напротив белой виллы на… э-э. Эрик пытается выяснить название улицы, но, во всяком случае, на стене дома табличка с номером шестнадцать.
Волер приглушил музыку:
— О'кей. Выясните название и ждите нас. Что это у вас за свист?
— Это не у нас, это в доме.
В телефоне раздался скрипучий голос:
— «Сташонсвейен» для «Виктора один». Прости, что прерываю, но у нас тут машина экстренной помощи. Они говорят, что им надо на Харелаббен, шестнадцать. Там сработала охранная сигнализация — на центральном пульте зарегистрировано. Мне…
— «Виктор ноль один» — всем подразделениям — вперед! Харелаббен, шестнадцать, — скомандовал Волер.
Бьярне Мёллер был в прескверном расположении духа. Его вытащили из дома во время «Apen Post».[56]Он нашел белую виллу с номером 16 на стене и припарковался напротив. Миновал ворота и подошел к открытой входной двери, где стоял полицейский с овчаркой на поводке.
— Волер здесь? — спросил начальник убойного отдела, и полицейский кивнул в сторону двери. Мёллер отметил, что стекло в дверях разбито. Волер стоял в коридоре прямо перед ним и ожесточенно спорил о чем-то с другим сотрудником.
— Что, черт вас всех побери, здесь происходит? — спросил Мёллер без всякого вступления.
Волер обернулся:
— Ах вот как! Ты-то здесь какими судьбами, Мёллер?
— Мне позвонила Беате Лённ. Кто дал разрешение на все это безумие?
— Прокурор.
— Я не арест имею в виду. Я спрашиваю, кто дал сигнал к началу третьей мировой войны всего лишь из-за того, что один из наших коллег, возможно — возможно! — в состоянии прояснить пару вещей?
Волер качнулся на каблуках и посмотрел Мёллеру прямо в глаза:
— Начальник отдела полиции Иварссон. Мы нашли кое-что у Холе на квартире, так что от него требуется нечто большее, чем просто поговорить с нами. Он подозревается в убийстве. Еще что-нибудь хочешь узнать, Мёллер?
От удивления Мёллер вскинул бровь и предположил, что Волер не в себе: первый раз в жизни он услышал, как тот в таком вызывающем тоне говорит с вышестоящим начальником:
— Да. Где Харри?
Волер показал на красные следы на паркете:
— Был здесь. Взломал дверь, как видишь. Так что ему много чего объяснять придется, ты не находишь?
— Я спросил, где он сейчас?
Волер и другой сотрудник обменялись взглядами.
— Харри, по всей видимости, не желает ничего разъяснять. Когда мы прибыли, птичка уже упорхнула.
— Как это? У меня сложилось впечатление, что вы всю округу в железное кольцо взяли.
— Мы так и сделали.
— Как же ему тогда удалось уйти?
— Вот так. — Волер ткнул пальцем в стоявший на телефонном столике аппарат.
— Он что, через трубку смылся? — несмотря на дурное настроение и серьезность ситуации, Мёллер не сдержал улыбку.
— Есть основания полагать, — начал Волер, и Мёллер отметил, как у него на лице мощно заходили желваки в стиле Дэвида Хасселхоффа, — что он вызвал такси.
Эйстейн на малой скорости проехал по аллее и повернул на мощеную площадь, образовавшую полукруг перед зданием городской тюрьмы Осло. Он припарковал свое такси между двумя машинами задом к пустому парку и Грёнланнслейрет. Сделал полоборота ключом зажигания, так что мотор выключился, но дворники продолжали работать. Немного подождал. Ни на площади, ни в парке ни души. Он бросил взгляд на здание Управления полиции и только потом дернул ручку под рулем. Раздался щелчок, и багажник наполовину открылся.
— Вылезай! — крикнул он и посмотрел в зеркальце.
Автомобиль качнуло. Багажник открылся полностью и тут же снова закрылся. Потом открылась задняя дверца, и в машину протиснулся мужчина. Эйстейн разглядывал промокшего до нитки, замерзшего до костей пассажира в зеркало.
— А видок у тебя до безобразия хорош, Харри.
— Благодарю.
— И одет вроде стильно.
— Не мой размер, зато из коллекции Бьёрна Борга. Одолжи мне свои ботинки.
— Чего?
— Да я там только войлочные туфли нашел в коридоре. Не могу же я в них пойти на встречу с заключенным. Да, кстати, куртку тоже одолжи.
Эйстейн возвел глаза к небу и скинул с себя короткую кожаную куртку.
— Шухера не было, когда ты через оцепление проезжал? — спросил Харри.
— Только по дороге туда. Проверяли, есть ли у меня имя и адрес, куда я везу эти манатки.
— Имя я увидел на дверной табличке.
— На обратном пути они только в салон заглянули и рукой махнули, дескать, проезжай. А через полминуты у них вдруг такой базар в эфире начался — хоть стой, хоть падай. «Всем подразделениям» и все такое прочее.
— Да я вроде кое-что слышал. Тебе известно, Эйстейн, что настраиваться на волну полицейского радио противозаконно?
— Ну, привет! Настраивайся себе на здоровье. Противозаконно слушать его. А я его почти никогда и не слушаю.
Харри развязал шнурки и через спинку кресла бросил войлочные туфли Эйстейну:
— На небесах тебя вознаградят. Если они записали номер и придут к тебе, просто расскажешь, как все было. Что тебя вызвали по мобильному телефону и что пассажир настоял на том, чтобы ехать в багажнике.
— Правда? Так они и поверили.
— Это самые правдивые слова из всех, что я слышал за долгое время.
Харри перевел дыхание и нажал на кнопку звонка. Вообще-то вряд ли он сильно рисковал, но все же неплохо бы знать, с какой скоростью распространяется известие, что он объявлен в розыск. Так или иначе, а полицейские толклись здесь в любое время дня и ночи.
— Да? — услышал он голос в домофоне.
— Старший инспектор Харри Холе, — уверенно представился Харри и, как он надеялся, более или менее ясным взглядом посмотрел в объектив видеокамеры над воротами. — Я к Расколю Баксхету.
— Вас нет в списке.
— Разве? — возразил Харри. — Я просил Беате Лённ позвонить вам и включить меня в список. Сегодня вечером в десять часов. Можете спросить Расколя.
