Дахара скромно удалился, а Вадим Викторович увел друга в свою комнату, и когда они уселись, то с минуту улыбаясь с любопытством разглядывали друг друга.
— Ты всегда был красив, князь, а теперь еще похорошел, и сердце маленькой Лили будет совсем подавлено. Ты и тогда уже был идеалом для милой девочки, — шутя заметил доктор.
— Как знать! Может быть теперь ее вкус изменился, — весело ответил Елецкий. — А тебя, Вадим, я узнал бы с трудом. Ты стал совсем другим.
Действительно, доктор очень изменился. Он похудел, казался выше, тоньше, моложавее, и выражение лица стало совсем иное, а в глазах, ставших как будто темнее прежнего, светилась удивительная могучая воля. Белый цвет лица теперь стал бронзовым, как у индуса, а густые волосы, борода и брови, прежде темные, с золотистым отливом, теперь были синевато-черные.
— Конечно, я должен быть другим, чтобы меня не узнали там, где я жил и имел много знакомых, — ответил доктор с легким вздохом. — Я понимаю, что тебя удивляет мой восточный цвет лица, мои черные волосы и новая форма бровей, которые точно срастаются на переносье. Все это превращение произведено, друг мой, по велению учителей. Уже много времени я моюсь и ежедневно купаюсь в воде с особым веществом, которое мало-помалу темнит мою кожу. Волосы же и брови я натираю замечательной помадой, от которой они усиленно растут и принимают, как видишь, прелестный цвет воронова крыла. О! Если бы продавать эту помаду, то можно скоро разбогатеть, потому что все плешивые и лысые сделались бы кудрявыми и лохматыми, — добавил он, смеясь.
— Пока довольствуйся тем, что ты сам лохматый, и не думай торговать секретом братства. А теперь поговорим о делах, — весело сказал князь. — Я пробуду здесь три дня, а потом мы отправимся в Петербург, там нас ждет барон, вернее меня и моего друга, молодого индуса из касты браминов, Равана-Веда. Не забудь свое новое имя. Я уверен, что никто не угадает в тебе доктора Заторского.
— Мудрено было бы угадать это, так как доктор Заторский умер и погребен. При том, я действительно теперь другой человек, а не прежний легкомысленный, развращенный материалист, пораженный пулей барона. Я нисколько не жалею о том, что эта смерть вырыла пропасть между мною и моим прежним обществом. Одно глубоко волнует меня — это мысль увидеть опять Мэри. Ты говорил, что она живет в Петербурге, значит, встреча неизбежна. Не понимаю, кто этот Ван-дер-Хольм, за которым она была замужем? При очень обширных знакомствах я никогда не слышал этого имени. Но мы ведь попытаемся спасти ее, Алексей, не правда ли? Мои учителя обещали мне помочь.
— Разумеется, мы сделаем все, чтобы вырвать несчастную из когтей демонов. Веджага-Синг обещал свое содействие и сказал, что пока она не имела плотских сношений с демоническими существами, она может быть спасена.
— Да, да! Гаумата сказал мне то же самое, и до сих пор нам удавалось ограждать ее от осквернения, благодаря зажженной учителями восковой свечи, которая всегда извещает меня в минуту опасности. Сколько добра можно бы сделать ближним, если бы они не были слепы и знали законы, приводящие в движение могучие силы, которые спасли бы многих людей и предотвратили не одну опасность.
— Любовь, во всяком случае, может творить чудеса. Не отчаивайся же, Вадим. Я твердо надеюсь спасти Мэри, а если она очистится, то, может быть, ты еще и женишься на ней. Я тоже должен жениться по приказанию учителей, ввиду того, что духам, стремящимся возвыситься путем новой и достойной жизни, надо дать возможность воплотиться в семьях, где блюдутся начала благочестия и добра. А в современных семьях, даже для духа с наилучшими стремлениями трудно оставаться твердым. Наследуемые наклонности родителей, их преступная небрежность в отношении воспитания детской души, нравственная зараза зачумленной школьной среды, грязные книги и общая развращенность общества — все это вместе действует растлевающе, и зачастую лучшие люди разочаровываются, и получив отвращение к жизни и лишившись опоры в вере, падают в пропасть самоубийства.
— Бывают, однако, и исключения, например, Лили. Кто бы мог сказать, что этот чистый, прелестный ребенок с самыми возвышенными стремлениями — дочь развратной ведьмы, Анастасии Андреевны, которая одним своим примером могла бы иметь на дочь дурное влияние, — задумчиво заметил доктор.
— Она превосходно выдержала испытание, — ответил князь. — Зато отец Лили честный и добрый человек, ученый, с глубоким умом и развитием. Очевидно, от него и заимствовала Лили субстанции, более соответствующие ее личности. Обыкновенно так и бывает, что ребенок поглощает нужные ему элементы от того из родителей, который более подходит ему по моральному содержанию. Недаром хранится народное определение: "Вылитый отец" или "портрет матери".
— Как важно было распространить в обществе, даже среди простонародья, знакомство со всеми этими неведомыми законами. Ведь есть же еще люди, жаждущие просвещения, — заметил доктор.
— Так ведь для этого нас и направляют в Петербург. Не воображай, однако, что дело это легкое. На таких, как мы, являющихся помехой разгулу, весьма недружелюбно смотрят те, кто во что бы то ни стало ищет наслаждений, они не признают ничего, кроме настоящего часа, и руководствуются удобным для них изречением: "после нас хоть потоп". Лишь только у нас явятся последователи, как все болото всколыхнется, почуяв опасность, угрожающую обществу со стороны людей, которых надо бояться пуще, чем динамитчиков. Ведь мы — "маньяки", смеющие проповедовать, что у человека есть душа, для которой не все кончается со смертью, и подрывающие блаженное утешение, будто всякая гадость допустима, лишь бы она удалась и не влекла за собой ответственности. О!.. Надо сделаться толстокожим, чтобы не дрогнуть при этом натиске под градом "лестных" прозвищ: "сумасшедших", "болванов" и т. д. Я заранее знаю, что вокруг выпущенных мною книг создастся заговор молчания. Да и ты, Вадим, не воображай, что твои чудесные исцеления покроют тебя славой. Диплома-то у тебя уже не будет, и потому, чем более ты станешь излечивать таких, которые присяжной наукой будут признаны безнадежными, тем скорее прослывешь шарлатаном и аферистом, домогающимся втереться в высшее общество. Сыны Эскулапа — если даже и сами нередко бывают дипломированными шарлатанами — живут по-царски за счет людских страданий, ибо ничто так не прибыльно, как "неизлечимые болезни". Итак, горе тому, кто потревожит их.
— Все, что ты говоришь, конечно, справедливо, Алексей, но чем труднее задача, тем более заслуги. А мне предстоит искупить столь тяжкое прошлое, что я менее кого-либо имею право сторониться даже от самых злокачественных ран, физических и нравственных. Я сам был таким нищим духом, что на мне лежит двойная обязанность возвещать истину слепцам и проповедовать учение наших учителей. А каждую душу, которую мне удастся спасти в бурном море страстей человеческих, я буду считать лучшей наградой за мои старания и терпение.
—О! Терпение — это самое тяжкое испытание для ученика, — вздохнул князь. — Веджага-Синг сказал мне однажды: терпение наставника — это лестница, по которой восходит ученик, и чем прочнее эта лестница, тем больше жаждущих могут пройти по ней. Кто желает поучать невежд, должен вооружиться терпением, и он скоро убедится, какая магическая и гипертоническая силы таятся в терпении, которое представляет истинный талисман, возносящий душу на высокие ступени знания и очищения.
