— Я уверена, твои друзья найдут способ забрать тебя к себе, когда там пообвыкнут. Правда ведь? — вставила мама.
Они закивали, даже слишком согласно. Я чувствовал себя, как последняя собака в Обществе защиты животных от жестокости.
— Не будь таким мрачным букой, дружок! И вообще… — Мама подумала, что бы еще сказать хорошего. — Научись находить радость в мелких событиях жизни. Смотри, какую большую яму ты выкопал!
Кейтлин пошла к крану ополоснуть руки.
— Итан, поговорим об этом вечером. А пока нам с Бри пора на косметические процедуры.
Парни тоже засобирались.
— Сегодня день новой обуви. Из Аргентины привозят «адидас» ограниченного тиража. Это от нас не зависит, Итан — нам пора. Извини, друг!
И снова мы с мамой остались вдвоем.
— Сынуля, не дуйся! А то у тебя появляется второй подбородок.
— Мама, ради всего святого, почему ты не можешь нарушить этот дурацкий договор и рассказать мне, что…
Мои слова прервал сиропный душок разлагающегося мяса.
— Мама, кажется, мы нашли Тима.
— Я пошла за фибризом.
Через четверть часа и две бутылки фибриза мы соскребли достаточно земли, чтобы показались несколько квадратных дюймов ковра из папиной комнаты.
— Итан, надо просто дернуть за ковер, и все. Проще не бывает.
— Мама, ковер от одного дерганья не поднимется. Надо браться за туловище.
— К чему ты это?
— Мама! Мне это делать, не тебе.
— Ты прав — зато ты не был в него влюблен.
Я потыкал ковер тупым концом лопаты. Мама спросила зачем.
— Не знаю. Наверное, определить, хрустик там или тянучка.
— Скорее второе, дорогой. Кости разлагаются очень долго. Те кости от бифштекса, которые я зарыла среди азалий для подкормки кальцием еще в восьмидесятых, до сих пор твердые как кварц.
Я посмотрел внимательнее.
— Он не раздулся, а? Вроде не похоже, землей придавило.
— Знаешь, Итан, если думать о Тиме как о школьном научном проекте, может, дело пойдет быстрее. По-моему, мы слишком крутим носом.
Мамина сумочка пукнула.
— Извини, дорогой, это сотовый. — Она порылась в сумочке, проверила номер. — Вьетнамский торговец удобрениями. Мне придется ответить.
Я еще раз ткнул лопатой в кокон Тима. Вдруг среди ясного неба грянул адский вопль в стиле манги:
Ye shen! Shenme shi ni, eren zhu mei dao wo xinai de shu jue?
(О боги! Что вы, нечестивые свиньи, сделали с моим возлюбленным древесным папоротником?)
Конечно, это был Кам. А с ним — невысокая энергичная дамочка в блондинистом парике, белых сапогах из сексшопа, огромных солнечных очках и белой кожаной куртке с кисточками. Несколько лет назад я видел в Лас-Вегасе проститутку точно в таком прикиде. Она покупала двадцать четыре коробки «судафеда».
— свобода?! — воскликнул я.
— свобода?! — пискнула мама.
— Привет, Кэрол! Привет, Пенис!
Первый взрыв ярости прошел, и Кам начал изъясняться понятнее.
— Что вы сотворили с моим дорогим папоротником?
Мать, под впечатлением от нового имиджа свободы, отнеслась к злости Кама приблизительно так же, как воспитательница детского сада — к завыванию малыша.
— Ну, Кам, перестань сердиться! Я все тебе объясню.
— Советую сделать это поскорее!
— свобода, я думала, ты сегодня выступаешь в Сиэтле!
— Собиралась, но мне позвонил Кам.
— Кэрол! Почему ты выкопала мой папоротник?!
— Кам, остынь! Я куплю тебе новый.
— Зачем ты раскопала мой двор?!
Мы с мамой переглянулись. Я не хотел брать рассказ на себя.
— Кам… — начала мать. — В прошлом году у меня был роман с одним байкером. Ну, и кое-какие дела, по мелочи. Потом он отказался мне платить, ну и, слово за слово, его случайно убило током, и я его здесь закопала. И только что вспомнила, что у него в кармане остался ключ от банковского сейфа, который мне очень нужен.
Наступило молчание.
— Почему ты не сказала? — спросил Кам. — Я бы пригласил кого-нибудь из моих, гм, друзей-путешественников. Они бы выкопали все за десять минут!
Кам и свобода перешли на другую сторону дыры. Мама сказала:
— свобода, тебя почти не узнать!
свобода (страшно сказать) зарумянилась и хихикнула. Ужасное зрелище.
— Кам сказал, если я хочу быть настоящим радикалом, нет смысла скрывать свою буржуазную инерцию под туманом мертвых и архаичных диалогов двадцатого века.
— Правда?
Кам улыбнулся, словно говоря: «Смотрите, глупыши! Вы думаете, вы такие умные, политкорретные и все такое, но китайцы освоили искусство перевертывания слов в свою сторону еще до того, как ваш драгоценный Иисус был святой зиготой!»
свобода продолжала:
— О да! Истинно радикальным поступком с моей стороны будет проникнуть в концепты, которые я считаю своей противоположностью, и их гиперболизировать. Отсюда мой новый имидж.
И почему лесбиянки так тащатся от терминов? свобода не умолкала:
— На следующей неделе мы едем в Палм-Дезерт, чтобы скорректировать форму бровей, смягчить носовой хрящ, подтянуть кожу под глазами, удалить жир со щек, бедер и икр, увеличить грудь, подтянуть живот…
Кам подхватил:
— И поставить четырнадцать коронок из металлокерамики.
— Разве это не бунт? — свобода стала похожа на тринадцатилетнюю девочку, которая хочет, чтобы ее похвалили. — Ах да, мое новое имя — Кимберли.
Мама одними губами произнесла «Кимберли». Кам спросил:
— Итан, ты докопал до трупа? Я постучал лопатой по ковру.
— Угу. Думаю, в течение часа достану мамин ключ. Кам сказал:
— У меня к тебе просьба. Когда закончишь, только присыпь его землей. У меня есть что туда забросить, раз подвернулся удобный случай.
— Что?
— Это тебя не должно беспокоить. Я попрошу одного из моих, э-э, помощников закопать яму.
— Спасибо, Кам.
— Вот и славно.
Кам поклонился Кимберли-свободе и взял ее под локоток.
— Прелестно. Кимберли, пойдем поворкуем? Кимберли хихикнула. Услышав ее, пташки небесные упали на землю. Замертво.
Кам с новой подружкой вошли в дом. Мама все так же стояла в яме и молчала.
— Мама? Нет ответа.
— Мама!
