Встречу я твой взгляд и замру,обездвиженная и онемевшая,А земля под ногами расколется,и рухнут небеса.
Теперь он видел перед собой только семиглавое чудище. Не гравировку. Не метафору. А то существо, которое создал Джон Флеминг. Арман Гамаш знал кое-что, ускользнувшее от суда, от полицейских, от прокуроров Флеминга. Даже от его собственных адвокатов.
Гамаш знал, что было на уме у Джона Флеминга, когда тот совершал свои преступления. Это была Вавилонская блудница, которая несла не просто конец света, а вечное проклятие.
Гамаш прерывисто вздохнул и услышал легкий хрип, вырвавшийся из его горла.
Рот Джона Флеминга скривился, словно клинок ножа.
Гамаш выдержал спокойный взгляд Флеминга и вызвал в своей памяти Рейн-Мари, их детей, внуков, Анри, их друзей. Хаос, творящийся на Рождество. Тихие беседы у камина. Танец на свадьбе Анни и Жана Ги в Трех Соснах. Он вызвал в своей памяти обеды у Клары, выпивку в бистро, время, проведенное им на скамье в деревне.
Эти мощные воспоминания вытолкнули, вытеснили те другие в их собственный ужас. Арман Гамаш сидел в стерильной комнате и ощущал запах роз в летнем саду, слышал смех на деревенском лугу. Он ощущал вкус крепкого кофе с молоком, чувствовал утренний туман на своем лице.
– Я приехал, чтобы поговорить с вами о Джеральде Булле и «Проекте „Вавилон“», – сказал он сильным голосом.
Вознаграждением ему стало движение век. Миг неуверенности. Напряженного внимания.
Джон Флеминг не ждал такого.
– Я вас знаю. Вы присутствовали на моем процессе, – сказал Флеминг. – Сидели и наблюдали. Вы любите наблюдать? Вам это доставляло удовольствие?
Выражение лица Гамаша не изменилось, но краем глаза он увидел, как шевельнулся Бовуар. Почувствовал это и Флеминг. Некоторая реакция. Именно то, чего он добивался.
Гамаш впервые слышал его. На процессе Флеминг не давал показаний. Арман удивился мягкости его голоса. В нем слышался какой-то дефект речи. Природный? Или искусственный, чтобы выглядеть таким, как другие люди, даже уязвимым?
Люди инстинктивно теряют бдительность, когда видят чью-то хромоту, болезнь, дефект. Не из сострадания – просто потому, что ощущают свое превосходство. Силу. Гамаш знал, что такие люди не живут долго. Этот инстинкт идет им во вред.
– Что вы хотите знать? – спросил Флеминг.
– Я хочу знать, как вы стали прорабом проекта.
– Доктору Буллу нужен был человек, который ежедневно координировал бы ход работ. Не ученый. Ученые умеют быть точными, но они плохие управленцы, если проект масштабный. А я умею этим заниматься.
– Но как доктор Булл узнал о вас? – спросил Гамаш, понимая, что Флеминг лишь отчасти ответил на его вопрос.
– Слухами земля полнится.
– Все зависит от того, в каких кругах кто вращается, – сказал Гамаш. – Кто вас рекомендовал?
– Любой из довольных моей работой клиентов. Я работал в агентстве, которое специализируется на обеспечении конфиденциальности.
– И что же это было за агентство?
– Мне кажется, вы меня невнимательно слушали. Обеспечение конфиденциальности, помните?
– Почему вы не хотите сказать? – спросил Гамаш.
– Зачем вам знать? Какое это может иметь значение?
– Прежде я не был так уверен, – сказал Гамаш. – А теперь начинаю задумываться.
Два человека за столом изучали друг друга.
– Расскажите мне про Вавилонскую блудницу.
И тут последовала настоящая реакция. Губы вытянулись, глаза прищурились. Потом снова улыбка, как лезвие ножа.
– А я все думал, когда же кто-нибудь придет и спросит. – Флеминг посмотрел на Гамаша так, словно тот пришел к нему гостем и никак иначе.
– Так каков же ответ?
– Кто вы? – спросил Флеминг.
Он не шелохнулся с той минуты, как уселся. Ни на миллиметр. Его руки, голова, тело оставались совершенно неподвижны, словно перед Гамашем сидел манекен. Даже дыхания не было слышно.
Лишь одно движение век в начале. И улыбка. И этот мягкий надтреснутый голос.
– «И что за чудище, дождавшись часа, – обыденным тоном произнес Гамаш, – ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме?»
Показалось ли ему, или по другую сторону стола вспыхнул блеклый сполох тревоги?
Гамаш подался вперед и прошептал:
