– А где в Англии вы живете? – спросил он.
– В Лондоне, – с улыбкой ответила сестра Джулии, наливая ему вина в бокал. – Вернее, пока еще в Эшере, но, поскольку дети уже разлетелись из родительского дома, мы подумываем перебраться в Лондон. Станем этакими новомодными пенсионерами, которые всю свою пенсию тратят на театры и рестораны.
– И что у вас на примете? Какой именно район?
– Так вы знаете Лондон? – спросил Дэвид, глядя на него если не с превосходством, то, по крайней мере, с таким выражением лица, которое он приберегал для стариков и людей попроще, не таких утонченных персон, как он сам.
– Ну, не так чтобы очень, – улыбнулся Доминик, продолжая играть роль, которая теперь стала его второй натурой.
– Мы подумывали о Пимлико или Боро из-за продуктового рынка, – сказала Паула. Она держалась более дружелюбно, чем ее муж. – Я люблю Блумсбери, диккенсовские места, где все так и дышит историей. Там и Британский музей находится, правда, цены на билеты туда сейчас зашкаливают.
Доминик вежливо кивнул, хотя ему ужасно хотелось сказать ей, что он тоже обожает этот замечательный район. Хотелось рассказать ей о прячущихся между домами садах, о редко посещаемых уголках Британского музея. О доме, ставшем прообразом жилища Венди Дарлинг из «Питера Пэна», о том, что оттуда всего двадцать минут пешком до Сохо и пятнадцать – до реки, что, с его точки зрения, делало Блумсбери не просто центром Лондона, а центром всего мира. Ему очень хотелось поведать ее мужу, что он не Доминик Боуэн, простой деревенский житель, а Доминик Блейк, выпускник Кембриджа, бывший редактор журнала и офицер разведки, человек, который мог бы столько всего рассказать, если бы его удосужились выслушать.
– Ягненок готов, – объявила Джулия, возвращаясь к гостям и кладя руку Доминику на плечо. – Постойте, чей-то телефон звонит.
Поначалу Доминик ничего не услышал и мысленно отметил, что не мешало бы проверить слух.
– Доминик, думаю, это у вас, – сказала Паула, слегка толкнув его локтем.
Он удивленно поднял на нее глаза – к тоненькому сигналу своего мобильного телефона ему нужно было еще привыкнуть. Мобильный появился у него всего несколько месяцев назад – это был подарок Джулии на Рождество, – и хотя он шутливо отмахивался от него, как от очередной безделицы, Джулия все же настояла, чтобы он носил его с собой – «просто на всякий случай». Он понимал, на что она намекала. Он терпеть не мог чувствовать себя беспомощным стариком, а с телефоном в кармане он все же был менее уязвимым.
Он извинился и ушел в кабинет, чтобы спокойно поговорить.
– Алло. Доминик?
– Да. Алло, – ответил он, стараясь расслышать голос в трубке сквозь шум вечеринки.
– Это Джонатон.
Нельзя сказать, что он был неимоверно удивлен, услышав голос старого друга. Несмотря на то, что им особо не о чем было говорить, а их дружба из-за прошедших лет и разделявшего их расстояния уже не была такой крепкой, как когда-то, Джонатон Сомс каждые две-три недели все-таки звонил ему – скорее из чувства долга, по мнению Доминика.
– Как поживаешь? – спросил он.
Последовавшая долгая пауза заставила Дома занервничать. Первая его мысль была, все ли в порядке со здоровьем у Михаэлы и самого Джонатона.
– Роз все знает, – наконец сказал Сомс. – Ей известно, что ты жив.
Дыхание у Доминика сбилось, и он почувствовал, как что-то застряло в горле. Он подошел к двери кабинета и закрыл ее.
– Что случилось? – с трудом произнес он.
– Пару недель назад в газете напечатали материал о твоем исчезновении, – ответил Джонатон.
Доминик этой статьи не видел. Уже очень давно он перестал читать британскую прессу, напоминавшую ему о жизни, которой он уже не жил. Нахмурившись, он попытался сообразить, была ли эта публикация приурочена к какой-то дате или же событие это заинтересовало газетчиков по другой причине.
– Но как могло кому-то прийти в голову вытащить на свет эту историю? – спросил он, пытаясь задействовать свою когда-то не подводившую его интуицию опытного редактора журнала.
– На выставке материалов из архива ККИ была представлена ваша с Роз фотография. Она вызвала определенный интерес, и «Кроникл» взялся раскручивать эту историю.
Покачнувшись, Доминик, чтобы удержать равновесие, схватился за спинку кожаного кресла.
– О чем статья?
– Тебя обвинили в том, что ты был советским шпионом.
– И ты решил ничего мне об этом не говорить? – вскипев от злости, воскликнул он. – Мог бы как-то предупредить меня. Ты должен был меня предупредить. – Он отметил, что голос его дрожит.
– Я не говорил тебе, потому что знал, что ты тут же захочешь связаться с Розамундой. И подумал, что на данном этапе твоей жизни это было бы для тебя нежелательно и даже вредно.
– А тебе не кажется, что решать это мне?
Оба помолчали.
– Расследованием твоего исчезновения занималась одна женщина. Она по своей воле ни за что не оставила бы это дело, из-за нее уже возникло множество проблем. Она даже наняла хакера, чтобы он прослушивал мой телефон и взломал мой имейл…
– И все это делалось для «Кроникл»? – спросил Доминик; его старое, изношенное сердце глухо и тревожно стучало в груди, пока он ждал ответа своего друга.
– Оказывается, она хотела помочь Роз.
Ему показалось, что внутри у него все запело.
– Я всегда желал тебе только добра, Дом. И не стал говорить тебе об этом, потому что хотел тебя защитить.
– Не стоит брать на себя роль Всевышнего, Джонни.
– Я знаю. Теперь я это понял, – сказал тот. – Поэтому я и рассказал Роз. Я рассказал ей все.
Доминик почувствовал, как мгновенно вспотели его ладони.
– Я должен увидеть ее.
– Мы прилетим. Прилетим, как только решим вопрос с билетами на самолет.
Он закрыл глаза. В голове проносились тысячи воспоминаний. Вот она со смехом плещется в бассейне поместья Виктории Харборд в Антибе; он и красивая элегантная женщина, держась за руки, гуляют по улицам Парижа; пылкая и восторженная девушка, полная радужных надежд, врывается в его кабинет с обвинениями в расизме, – девушка, в которую он по уши влюбился с первого взгляда.
Но тут из глубин памяти нежданно всплыло еще одно воспоминание. Более позднее и относящееся уже к другой жизни. Розамунда, прилетевшая на литературный форум в Дублин 25 октября 1969 года. Он запомнил эту дату потому, что именно этот день навсегда изменил его жизнь. Не тот вечер, когда Евгений Зарков рассказал ему, каков на самом деле ядерный потенциал русских. Не вечеринка по поводу их с Роз помолвки, на которой Джонатон сообщил ему, что Евгений умер при загадочных обстоятельствах. И даже не тот день, когда он попрощался с Розамундой на Амазонке и отправился разыгрывать спектакль с собственным исчезновением.
