— Все, как у людей, — прокомментировала Лизи, — только не на улице, а в супружеской постели.
Я уставилась на розовый торт. Неужели то, что я видела, и есть «это самое»? Никогда бы не могла поверить… И вдруг я представила себе Зольтана фон Бороши в его красной униформе, который кружил надо мной, как ястреб, расставив руки, как крылья, и, громко воркуя, склонился надо мной, потом повернул набок голову, прищурив глаз, и начал пожирать меня влюбленными глазами, потом сделал мощный прыжок в постель ко мне на спину — на этом мое воображение иссякло.
— У вас еще есть вопросы? — спросила Лизи, помешивая глазурь.
— Я пока ничего не поняла.
— Не поняли?
— Нет.
Лизи перестала помешивать:
— Хорошо. Сейчас все объясню. Но вы должны пообещать мне, что после всего, что я вам скажу, не рассердитесь.
— Обещаю.
— Помните, где у нас «райские кущи» — я вам когда-то говорила? А там, внизу, находится запечатанная дверца, ведущая к нам в тело…
— Которая заперта? А когда зарождается ребенок?
— Все правильно. У девственницы она прочно закупорена и закрыта тонкой кожицей, а во время брачной ночи мужчина делает толчок и разрывает эту кожицу…
— Это и есть супружеский долг? — в ужасе спросила я.
— Так точно.
— А чем он разрывает кожицу? Ножом?
Лизи покачала головой:
— Вы видели когда-нибудь, как маленький мальчик делает пи-пи?
— Конечно видела. Совершенно случайно, без ведома Эрмины. Это делал мой братец.
— Вы заметили, в чем различие между девочками и мальчиками?
Я кивнула:
— Конечно заметила.
— А когда мальчик вырастает, эта штучка у него становится большой. А в брачную ночь — длинной, как огурец, и такой же твердой…
Что?! Этого не может быть! И этим… мужчины протыкают тело женщины? Лизи определенно сошла с ума!
— Пожалуйста, не смотрите на меня, как теленок, которого вот-вот должны заколоть. Я знаю только одну женщину, которая не выдержала этого и умерла. Риск всегда есть. Вот, к примеру, принцесса Гизела ночью прибежала обратно к своим родителям, а графиня Мари-Пьер выскочила из брачной постели, бросилась бежать в парк по глубокому снегу, спряталась в оранжерее и чуть было не окоченела от холода. На следующий день ее нашел садовник. Совсем, бедняжка, замерзла, наревелась… Когда исполняют супружеский долг впервые, бывает очень больно…
Лизи снова отвернулась к столу, взяла миску с глазурью и, одним махом опрокинув ее на последний торт, подхватила льющуюся с боков глазурь лопаточкой и быстрым движением размазала по стенкам торта. Все! Творение Лизи было готово и блестело, как лакированное.
— Лизи, поклянись, что сказала всю правду!
— Клянусь своей жизнью.
Вот в чем, оказывается, состояло «это самое»! Открытие поразило меня, как гром. Немудрено, что эту тайну так тщательно от меня скрывали. Эрмина была права. «Зверство» — вот самое точное слово! Бедные женщины! Как они только выдерживают? И Валери, и леди Маргита, и наша императрица — все, у кого есть дети. А моя мать терпела это с тремя различными мужчинами! Да еще и выглядела хорошо. А Валери вообще всегда этим бравировала.
Может быть, к этому можно привыкнуть? Ведь к укусам комаров тоже привыкают.
— Неужели это бывает величиной с огурец? — спросила я, слыша собственный голос.
— С небольшой огурец.
— Как корнишон? — с надеждой переспросила я.
— Да побольше, — строго сказала Лизи. — У каждого мужчины по-разному. Но достаточно большой, чтобы напугаться.
— Лизи, откуда тебе все известно?
— Моя мать мне рассказала.
— Твоя мать? — я была ошеломлена. — О таких вещах в ваших краях говорят с матерью?
— Да.
— И не сгорают от стыда?
— Нет.
— Но послушай, Лизи, зачем она тебе… почему…
— Потому что, — твердо сказала Лизи, — у нас в Польше люди не такие дураки, как здесь.
— Ах вот как!
— Она просто хотела мне помочь справиться с этим страхом, а он бывает у всех женщин. Ее саму привели к брачной постели, как невинного агнца на заклание. Она ничего не знала и не понимала. Ее чуть удар не хватил — так она испугалась…
— А эта кожица потом снова зарастает? — спросила я немного погодя.
— Нет. Остается открытой. Во второй раз уже бывает не так больно, в третий — еще меньше, в четвертый — еще легче, но приятно не бывает никогда.
Я размышляла.
— А не скажешь ли, для чего, собственно говоря, мужчины делают все это? Кто их заставляет?
Лизи засмеялась.
— Ну, пожалуйста, Лизи. Я не понимаю.
— Они делают это, потому что им это совсем не больно. Потому они и называют это «райскими кущами», потому что им там страшно приятно. Женатые мужчины постоянно хотят этого…
— Постоянно? — в ужасе спросила я.
— Ночью — в постели, днем — на кушетке, в лесу — под деревом, в парке — в кустах, в конюшне — на соломе, в сарае — в стогу сена. Покоя нет нигде… пока женщина не попадет в положение… Генерал говорил, что хочет детей?
— Да, говорил.
— Не думаю, что вам понравится замужем.
— Да-да, ты права, я и сама побаиваюсь его.
— Кого? Генерала? — Лизи захихикала. — Нечего его бояться. Он кроткий, как голубь, если уметь с ним обращаться.
Лизи вдруг заговорила совсем другим, прямо-таки кокетливым тоном.
— Правильно обращаться? — я была озадачена ее словами.
— Да, правильно себя вести с ним.
— А ты знаешь, как?
— Когда спишь — знаешь. Если барышня решится выйти замуж за генерала, тут надо крепко подумать. Скажу честно, Зольтан фон Бороши — мужчина неверный.
Лизи отодвинула торты сушиться к стене, вынула дощечку, на которой лежала пластина из марципана, нарезала маленькие ровные кусочки и вылепила из них шарики. Я сосредоточенно наблюдала за ее движениями.
— Вы понимаете, что я имею в виду? — спросила она, взглянув мне прямо в лицо.
— Ты его любовница?
— Да, — не стесняясь, ответила Лизи. — Я знаю, что нравлюсь ему, он любит на меня смотреть.
— А что он хочет от тебя?
Лизи пожала плечами.
— Глупый вопрос. Конечно, он хочет этого самого.
— Лизи… а у тебя с ним это уже было? Да? И как это бывает?
— Громко сопит, крепко прижимает. У меня от него всегда синяки, но быстро проходят. Все это недолго продолжается: раз-два и кончено. А я ему страсти разыгрываю, говорю: еще, еще, больше, больше! Ничего, в жизни и пострашнее вещи бывают. Ко всему привыкаешь!
