– Ничего страшного. У брата были проблемы психологического свойства. Робкий, нескладный, неопытный. Если покопаться в его прошлом, в том, как он рос, и сравнить с тем, что мы знаем об этом миссионере в Африке, то сразу видно, что это два разных человека. Миссионер – искренний, дружелюбный, открытый парень, интересуется фотографией, наделен состраданием и так далее. Ничего этого нельзя сказать о Монтклере Джонсе.
– И кроме того, заставив кого-то играть роль брата, – подхватила Мира, – он тем самым его обеляет, хоть и понимает, что тот совершал преступления, которые он теперь вынужден скрывать. Как и свое собственное.
– Но тут вмешалась судьба, – добавила Ева, – потому что жизнь полна неожиданностей, и не только приятных. Миссионер погиб, оказался съеден львом-людоедом. Анализ ДНК никто не проводит, установлением личности особо не занимаются, потому что все его знают как Монтклера Джонса. Его кремировали, прах отослали на родину – и дело с концом. А в новом здании приюта повесили мемориальную доску. Как сегодня сказал мне один человек, история мутная. Джонс рассудил, что сделал то, что должен был, и отдался на волю своей высшей силы – или в чем он там испытывал потребность. Он спас девочку, которая ничего не помнит, поскольку получила слишком большую психическую травму и слишком большую дозу транквилизатора. Не дал брату совершить убийство – так он думал – и в конечном итоге защитил его доброе имя, изобразив все таким образом, будто братишка пошел по семейным стопам.
– Но ему надо было еще найти человека, который согласился бы изображать этого братишку, – вставил Рорк.
– Да. А у Джонса в этих кругах масса знакомых. Они же без конца ездят на всякие семинары и конференции, да и вырос он в этой среде. Поехать в Африку? Это и впрямь большой шанс для человека с миссионерскими наклонностями, нет? Возможно, был какой-то бартер. А если этому миссионеру в какой-то момент вздумается вернуться домой – тоже не беда. Он приедет под своим именем, а Джонс всем скажет, что брат пропал. Исчез. Загадочным образом. Но он славно потрудился, и это самое главное.
– Очаровательно, – прокомментировал Деннис и с улыбкой переглянулся с Рорком.
– Убить, чтобы защитить другого. Невинного. Ребенка, – произнесла Шарлотта, кивнув мужу. – Ребенка, находящегося на его попечении. За которого он отвечает. За брата, непутевого, самого младшего в семье, он тоже отвечает. Да, человек, которого растили, воспитывали, готовили к тому, чтобы нести ответственность, быть главой семьи и защищать ее честь, мог пойти на такое решение. И другое. Если он убил своего брата, это могла быть случайность – предположим, они подрались, а на кону была жизнь девочки.
– Я так не думаю.
– Нет, конечно. Ты думаешь, и я, пожалуй, с тобой соглашусь, что если старшего брата учили нести ответственность, то младшего – слушаться. Он мог остановиться в своих действиях, хотя бы на короткий миг. Он не стал бы противиться брату, во всяком случае – открыто. Как я уже сказала, в общем и целом я с тобой согласна, но надо учесть, что он мог находиться под воздействием наркотиков или алкоголя, а мог быть обуреваем рвением.
– Рвением?
– Религиозным рвением. Непреодолимым желанием завершить ритуал, если для него это и впрямь был ритуал. А Нэшвилл… Если он убил Монтклера в здании, в которое было вложено столько надежд, столько сил ради исполнения своего долга, как он его понимал, своего предназначения, то это должно было обозначить окончательный с ним разрыв.
Ева снова присела на подлокотник кресла.
– Об этом я не думала. Это укладывается в общую картину.
– Разрыв более глубокий, чем возникший вследствие финансовых затруднений, – продолжала Мира. – Каинова печать, братоубийство. Над человеком верующим это должно было висеть тяжким грузом, даже если, по его мнению, его поступку были оправдания. И вместо того чтобы сообщить властям, он этот факт тоже утаил. Не ради себя, а ради брата, ради семьи, ради высшей миссии.
– Что же выходит? В конце концов он убедил себя, что это был акт самопожертвования?
– А иначе как бы он смог с этим жить? – спросила Мира.
– Зачем тогда скрываться сейчас? Это уже не самопожертвование, а самосохранение.
– А ты уверена, что он в бегах?
– Он исчез, – напомнила Ева. – Собрал чемодан и забрал наличность. Кредитки не светит, с сестрой на связь не выходил.
– Не сомневаюсь, что еще выйдет. Внутренние установки заставят выйти. Это же его долг.
– Ну, это было бы слишком просто, – возразила Ева. – Мне тогда останется лишь доказать все остальное.
– В продолжение темы хочу сказать, что я в тебя верю. Если эта девочка – теперь женщина – по имени Делонна…
– Теперь она Лонна. Лонна Мун.
– Красивое имя. Так вот. Если она мне позвонит, я помогу ей вспомнить. Это облегчит ей душу, а тебе даст недостающее.
Двух зайцев разом, подумала Ева. Может быть, Джонс рассуждал так же. Очистил душу брата от зла, а сестре дал иллюзию, в которой она нуждалась.
21
Когда гости отбыли, Ева с Рорком сели ужинать. На сей раз – в столовой, поскольку все равно находились внизу. Еще один потрескивающий камин, еще одна горящая огнями елка. И великолепный сытный суп с хрустящим хлебом с толстым слоем масла, сдобренного зеленью.
– Тебе никогда не хотелось иметь брата или сестру? – спросила Ева.
– Мне дружков хватало. Я не хотел бы делить отца и Мег с кем-то еще.
– Да, я тоже никогда не думала о братьях и сестрах. Это зачастую так все усложняет! Сколько конфликтов случается на этой почве! Нет, бывает, конечно, когда все ладят – возьми, к примеру, Пибоди: у нее братьев и сестер вагон, и все нормально. Она этим даже довольна. Для нее это неотъемлемая часть жизни. Представляю, сколько они дрались, пока росли, но, наверное, без этого никогда не обходится. Я так думаю.
– Наверное.
– И еще это чувство соперничества. Кому что досталось, все ли по справедливости, кто-то хочет куска побольше – или просто твоего.
– Думаешь, и у Джонсов та же история?
– Не знаю. Просто рассуждаю. Семья – это минное поле, даже в дружных семьях бывают подводные течения. Вот у нас с тобой все шло как шло. Все просто и ясно, отвратительно, болезненно… собственно, этим все и исчерпывается. Так же было и у некоторых наших жертв. Не у всех, но у некоторых. Потому ты и собираешься устроить в том здании то, что ты задумал, правда, пока это еще место преступления.
– Да, у нас все шло как шло, – согласился Рорк. – Причем когда это касается лично тебя, ты считаешь, что это просто жизнь, при всей ее жестокости.
– И даже когда ты вырвался и всего лишь оглядываешься назад, для тебя это тяжело. А когда смотришь на кого-то другого, кто прошел через то же самое…
– Особенно на того, кто беззащитен. Мне кажется, слова Денниса об абсолютном зле – чистая правда. Мы оба с тобой этого зла хлебнули по полной. Но когда это происходит с ребенком, все во сто крат страшнее. Но если в тебе есть силы остановить зло, творимое по отношению к другому, если у тебя есть средства это сделать, то ты можешь изменить мир к лучшему.
