Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
2
Каждый день своего летнего отпуска я кручу педали, прогуливая внучку по дачным окрестностям. Двухлетняя моя пассажирка Сашка, называющая себя слегка по-японски Са-ся, вертит головой, защищенной от солнца красно-полосатой бейсболкой, ёрзает, вскрикивая, – это она увидела пасущихся лошадей на клеверном поле.
А над нами клубятся облака в синем небе, и Сашка, глядя на них, произносит протяжно-певуче: «Си-и-ине». И вдруг добавляет: «Сася!» Катим дальше, съезжаем в траву. Спешиваемся. Она срывает ромашку, показывает, называя её – «Сася». Хотя название цветка слышала не раз. Что это – обозначение собственности?.. Но вот пробежал-прокатился по траве порыв ветра – будто вздох неба, и она, проследив, как волнообразно пригибаются стебли, опять произносит: «Са-ся!» Словно клеймит своим именем всё, на что падает взгляд.
И тут я догадываюсь: она ещё не выделила себя из видимого мира. Она в нём – облако и цветок, ветер и трава, порхающая бабочка и гудящий шмель. Для неё, несмотря на смену дня и ночи, сейчас нет Времени, есть лишь Вечность, воплощённая в движущихся образах. И она сама – частица той Вечности. Говоря словами Бердяева, Атом Вечности.
Ну в самом деле: разве человек, только начинающий жить, обнаруживший себя в мире трав и гроз, полуденного зноя и вечерней прохлады, может себе представить, что совсем недавно его в этом мире не было?.. А какое-то время спустя опять не будет?.. Всё тут ослепительно ново, празднично-ярко, но он уверен, что был здесь всегда. И всегда будет. Как вон те облака. Как бегущий по траве ветер.
И, поняв это, я вдруг начинаю ощущать то же самое. Словно заразившись состоянием Сашки, «впадаю в детство». В своё собственное. Вижу себя бегущим по ковыльной степи, подступавшей к заднему двору нашего дома в заволжской Питерке, и слепящий блеск огромного неба обнимает и пропитывает меня.
Потрясающее ощущение! Будто ты – часть бесконечной Вселенной. Это ощущение мы, видимо, теряем с возрастом. Именно его нам и возвращают наши дети и внуки… Зачем?..
3
Задумался я над этим, когда Сашке было полгода.
В погожий апрельский вечер мне впервые поручили погулять с ней по тихим московским переулкам в Сокольниках. А она уснула. Я осторожно (и – гордо!) катил коляску по тротуару, ощущая над собой бездонность чистого неба и мерцавшую сквозь ветви деревьев дольку месяца. Спящее лицо Сашки, излучавшее безмерное спокойствие, тоже словно светилось. И, глядя на нее, я почувствовал, как отступает дневная суета, уходит усталость.
Я пропитывался покоем этого вечера, уверенностью в том, что мир неизменен в своём тяготении к гармонии и красоте, как бы ни тревожили его природные и социальные катаклизмы… Неизменен!.. И непоколебимым аргументом такой неизменности было светившееся лицо спящей Сашки, ещё не знающей всей правды о себе и мире, но уже усвоившей: этот мир создан для неё.
Я катил коляску по тротуару, чувствуя себя навсегда включенным в непостижимое разуму мироздание, бормоча стихи Гумилева:
И тогда повеет ветер странный
И прольётся с неба страшный свет.
Это Млечный Путь расцвёл нежданно
Садом ослепительных планет.
Я катил коляску, думая о том, что Вечер моей жизни наступил, что за ним маячит вечная Ночь, но, вместо того чтобы впасть в ступор и ужас, был, как никогда, счастлив.
4
А потом, крутя педали, пересекая со своей, уже двухлетней, пассажиркой лесные опушки, поляны и берега Клязьмы, я наконец понял, что дети – Божественным своим предопределением! – даны нам для того, чтобы мы могли ощутить себя Атомом Вечности. Навсегда. Навечно.
Живой малахит покорённого моря
20 августа 2004 г.
…Закон сохранения духовной энергии я открыл нечаянно. И не важно, что он уже был известен человечеству. Важно то, что я его открыл опытом собственной семейной жизни.
Произошло это примерно лет тридцать назад, когда моей дочери Наташе было шесть – ровно столько же, сколько сейчас её дочери Саше. Так вот, в те времена, которые принято сейчас называть «застойными», в своей собственной жизни ничего застойного я не ощущал – она была до краёв полна, даже переполнена конфликтными коллизиями, без которых литературно-журналистское бытие просто немыслимо. Но и семейное моё счастье не было похоже на тихую гавань – там возникали свои проблемные ситуации.
Там меня ждал импульсивный ребёнок, исследующий мир взрослых методом азартных проб и неизбежных ошибок. Мы разыгрывали сценки, перевоплощаясь в сказочных персонажей. Сочиняли приключения придуманного существа с энергичным именем Чум-Бурум, возникшего однажды в нашем воображении во время дождя из скачущих по лужам пузырей. Он был способен перелетать с ветки на ветку, общался с множеством знакомых нам книжных героев и без конца влипал в ситуации, странно похожие на те, что возникали в жизни моей дочери.
А ещё я читал ей стихи. Чаще – наизусть. Не умея читать, в три-четыре года она запоминала их «с голоса». Первым она запомнила лермонтовский «Парус». Но привычка всё исследовать не оставляла её и здесь. Как-то она спросила:
– А зачем надо читать стихи?
Ну как такое объяснить ребёнку?! Пытаюсь. Вот, например, говорю, нужно тебе загрустившего человека развеселить, уставшему силы прибавить, и ты тогда произносишь волшебные строки. Ведь стихи – это колдовство. Они пропитывают своей музыкой всего человека, и он становится другим. Добрым. Чутким. Стойким. Умным. Отважным. Потому что стихи переносят в нас всё то, что пережила душа автора. И это пережитое становится частью нас самих, живёт в нас, передаётся всем, кто вокруг. Это то вечное, что никогда не умрёт.
Прошло время, я успел забыть об этом разговоре, но ребёнок, которому однажды исполнилось целых шесть лет, напомнил. Случилось так, что я пришёл домой совершенно измочаленный редакционной нервотрёпкой, был с дочерью немногословен, и мой насупленно-мрачный вид за ужином привел её в состояние азартного экспериментаторства. Вначале она рассказала несколько смешных эпизодов из жизни подружек. Результат нулевой. Пересказала забавный мультик. Никаких изменений. Помолчала, задумавшись. Потом, сидя за столом напротив, слегка откинулась и, сделав рукой летящий жест, стала декламировать:
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далёкой?
Что кинул он в краю родном?
Впервые за этот вечер я внимательно всмотрелся в её лицо. Оно горело азартом артистического вдохновения. Певучий стихотворный ритм пульсировал в её простёртой руке, слова взлетали свободно и звонко, как чайки над морской зеленоватой зыбью. Знакомые с детства строчки входили в меня, как входит ветер в распахнутые окна, внося с собой юную свежесть и энергию веры в неизбежную свою удачу.
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой.
А он, мятежный, ищет бури,
Как будто в бурях есть покой.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
