Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Как и у Манна, у Грасса всегда присутствует литературная уверенность в себе. Похоже, он с самого рождения знал: любое насилие, совершаемое по ходу действия романа и способствующее раскрытию правды, не останется безнаказанным. В «Жестяном барабане», когда силы нацизма доводят торговца игрушками, еврея Сигизмунда Маркуса до самоубийства, маленький Оскар Матцерат понимает, что видел последний в своей жизни жестяной барабан. Мальчик скорбит: по бедному герру Маркусу, по себе, по Германии, которой предстоит жить с вечным чувством вины перед евреями. Оскар говорит: «Жил когда-то торговец игрушками, и звали его Маркус. А потом он ушел из этого мира и все игрушки, какие были в этом мире, забрал с собой».
Тем, кому будет трудно читать «Камбалу» и «Встречу в Тельгте», «Роды из головы» покажутся теплее, привлекательнее и доступнее. Для закаленных поклонников Грасса — тех из нас, кто вытерпел (и искренне полюбил) все его «крайности», — «Роды из головы» будут чем-то вроде письма от друга, новой встречей с его звонким голосом и привычным ходом мыслей. Ну а для тех, кто вообще не читал Грасса (если такие есть), кто привык ходить в кино и знаком с «Жестяным барабаном» только по великолепному фильму Фолькера Шлёндорфа, роман о немецкой парочке станет удобной, мудрой и веселой отправной точкой. Своеобразным портретом писателя Грасса, заполняющего свой дневник и приводящего в порядок свою писательскую мастерскую.
Некоторые читатели находят, что произведение в форме дневника открывает доступ к разуму писателя, поскольку обнажает некоторые стороны, какие редко встретишь на страницах романа (чаще эти стороны скрываются). Лично я все же рекомендую начинать знакомство с творчеством Грасса с романа «Кошка и мышь», однако «Роды из головы» — роман занимательный в широком смысле слова; он способен удовлетворить вкусы самых рьяных и требовательных поклонников Грасса и заинтересовать тех, кто впервые взял в руки произведение этого писателя. Но к какой бы категории вы ни принадлежали, сегодня вас нельзя считать начитанными людьми, если вы не читали его романов. Гюнтер Грасс — самый сильный и многогранный из ныне здравствующих писателей.
«Гюнтер Грасс: король торговцев игрушками» (1982) От автораВпервые это эссе было опубликовано в журнале «Сэтердей ревью» в марте восемьдесят второго года. Через десять лет я представлял Грасса аудитории нью-йоркского поэтического клуба «“Y” на 92-й улице». В тот вечер состоялось публичное чтение отрывков из его романа «Зов жабы». Грасс читал по-немецки, а я следом — английский перевод. Часть моих заметок, сделанных по горячим следам того устного представления, явились полезным дополнением к тому, что я написал тринадцать лет назад.
В тот вечер в Нью-Йорке я говорил о необходимости понять одну особенность творчества Гюнтера Грасса. За ним давно закрепилась репутация писателя, говорящего немцам то, что они не хотят слышать. Вполне понятно, что многие немцы настроены к нему недружественно. Когда в романе «Жестяной барабан» Грасс очень жестко высмеивал Германию времен Третьего рейха, многие немцы смеялись вместе с ним. Но когда Грасс очень жестко высмеивает современную Германию, число желающих смеяться немцев заметно уменьшается.
Я знаю это не понаслышке. В начале октября тысяча девятьсот девяностого года я был на Франкфуртской книжной ярмарке и вместе с Грассом участвовал в дурацком телевизионном шоу. Третьего октября, когда Германия вновь стала единой, я лежал в постели в номере франкфуртской гостиницы и смотрел телевизор. (Тогда я еще не знал, что ровно через год у меня родится сын Эверетт; как раз в первую годовщину этого исторического события.) В Бонне и Берлине немцы пели всенародно одобренные слова гимна — официального гимна Федеративной Республики: «Einigkeit und Recht und Freiheit für deutsche Vaterland».[86]Я попросил жену выключить телевизор, а не то, чего доброго, я буду петь эти слова во сне. Время уже перевалило за полночь. Где-то через час я проснулся в темноте, услышав другие слова (весьма знакомые), распеваемые на ту же мелодию.
— Я думал, ты все-таки выключила телевизор, — сказал я Дженет.
— Я и выключила, — ответила жена.
Телевизор не включился сам собой. Но на улицах Франкфурта, даже под окнами отеля, какие-то консервативно настроенные остолопы и откровенные придурки горланили: «Deutschland, Deutschland über alles».[87]
Утром я отправился в книжный магазин, где мне предстояло раздавать автографы. Продавца шокировала свастика, намалеванная на витрине краской из баллончика.
— Это еще ничего не значит, — говорил мне продавец. — Они просто вандалы.
Но как это в Германии свастика могла ничего не значить?
В дурацком ярмарочном телешоу участвовали трое литераторов: Грасс, я и русский поэт Евгений Евтушенко. Из всех троих господин Евтушенко выглядел наиболее странно: он явился в оранжевом кожаном костюме и американских ковбойских сапогах такого же цвета. Помню, говорил он тоже весьма странные вещи. Евтушенко одобрял объединение Германии, поскольку видел, какое множество людей рады этому событию. Однако Грасс не торопился радоваться. То, о чем он сказал, было принято гораздо холоднее панегириков Евтушенко. Ни ведущий, ни телезрители не хотели слышать, чем это опечален герр Грасс. Они и так знали.
Еще до выступления на телешоу Грасс предостерегал против слишком поспешного объединения Германии. Если оно произойдет стремительно, без последовательных и тщательно продуманных переходных стадий, это чревато выступлениями против «чужаков» и вспышками правого экстремизма. Грасс весьма мудро спрашивал о том, какими средствами власти будут потом преодолевать вполне понятную горечь и разочарование жителей бывшей ГДР, а ведь их — семнадцать миллионов. По сути, он призывал: «Сбавьте темп!»
Честно говоря, я ожидал от Грасса такой точки зрения и согласился с ним. Он всегда говорил, что незачем придавать чересчур большое значение холокосту. Грасс отнюдь не пытался упростить или опошлить события прошлого; он говорил о недопустимости излишне муссировать эту трагедию. Что же касается его предсказаний о последствиях поспешного объединения Германии… во многом он оказался прав. Однако сбывшееся предсказание тяжелых и тревожных событий, выпавших на долю новой Германии, не обрадовало писателя. Не были счастливы и критики Грасса внутри страны. На обложке одного из недавних номеров журнала «Шпигель» от двадцать первого августа девяносто пятого года была помещена фотография Марселя Райх-Раницкого — престарелого тирана от литературы, но признанного и почитаемого в Германии критика. Он был запечатлен разрывающим пополам только что вышедший роман Грасса. Кажется, он там пробивает книгу своей лысой головой. Кто-то решит, что немцы восприимчивы к подобному символическому уничтожению книги, разорванной в буквальном смысле слова. (Или рвать книги — это политкорректная замена их сожжения?) По крайней мере, Грасс оказался восприимчивым к опубликованному снимку: он отозвал свое интервью, которое незадолго до этого дал журналу.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
