Книга Геррон - Шарль Левински

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136

— Ганс Беккерт, — совершенно не задумываясь.

Лишь потом я сообразил, что так звали героя Лорре. Детоубийцу.

В тот раз я немного побыл и врачом. Медбратом. Следил, чтобы Лорре не передознулся. Через пару дней ему стало лучше. По нему уже ничего не было видно. Гарри Коэна, который хотел забрать его в Америку, ему удалось убедить, что он соскочил с наркотиков. Если на то пошло, он обязан своей карьерой в Голливуде мне.

Поэтому он расстарался для меня. Устроил мне это предложение. Договор на два года в качестве режиссера на „Коламбии“, к которому требовалась виза и еще некоторые формальности. Они даже готовы были оплатить проезд на пароходе. Всем четверым. Две каюты третьего класса.

Я был идиот. Дурак. Тупица есть тупица, и пилюли тут не помогут.

Немного виноват в этом и Лорре. Не нарочно. Потому что в своем письме он слишком подробно изобразил первые месяцы в Голливуде. У него, правда, был свой договор с „Коламбией“, но они предлагали ему роли только во второстепенных лентах. Фильмы категории Б, как они это называют. Продукты амортизации, которые снимают только потому, что где-то еще остались декорации. Потому что несколько актеров недозаняты, а им так или иначе надо платить. И Лорре отказался. „Или хорошие роли — или ничего“, — сказал он. Рискуя тем, что его вышвырнут. „В Америке ты должен вести себя как звезда, — написал он мне. — Иначе они не верят, что ты звезда. Всерьез тебя воспринимают, только если ты выдвигаешь требования“.

Каким же я был идиотом. Речь шла о моей жизни, а я требовал желтые розы в уборную.

В принципе меня бы устроило их предложение, написал я в „Коламбию“. Но не рассчитывают же они всерьез, что я, признанный деятель искусства, буду переправляться через океан третьим классом. Я привык к другому и вынужден настаивать, чтобы со мной обращались так, как полагается обращаться с человеком моих заслуг. Подпись: Курт Геррон.

Кретин.

Ольге было лишь бы уехать, пусть хоть на подвесной койке на средней палубе. Но я уперся.

— Никогда не следует принимать первое предложение, — поучал я. — Иначе с тобой будут делать все что им вздумается.

Хотел быть особенно мудрым.

Когда я был маленьким, мама в воспитательных целях подарила мне книжку с картинками. „Сказка про зайку-всезнайку“. Маленький зайчик считал, что он семи пядей во лбу, и никому слова не давал сказать. Когда мать предостерегала его от охотников, он не слушал. И вдруг протрубили охотничьи рога, все звери разбежались и попрятались кто куда. Только зайка-всезнайка остался сидеть и грызть морковку. Последний стишок книжки был такой: „Грянул выстрел. Отгадай-ка, что случилось с нашим зайкой“.

Выстрел грянул.

Война уже началась, а я все продолжал торговаться. Это ведь не настоящая война, казалось мне. По крайней мере, не на Западе. И вообще: Голландия нейтральная страна. Курт Геррон, великий специалист в вопросах политики. Толстый заяц-всезнаец. Я действительно верил, что мировая история будет следовать моим режиссерским указаниям.

И как же я возгордился, когда „Коламбия“ уступила! Две каюты первого класса. Пароход „Veendam“. Маршрут Голландия — Америка. Роттердам — Саутгемптон — Нью-Йорк. Плюс спальные купе в поезде до Лос-Анджелеса.

— Вот видишь, — сказал я Ольге. — Оно того стоило. А когда мы выйдем из вагона, они раскатают перед нами красную ковровую дорожку.

Ковровую бомбардировку нам раскатали.

Мы уложили вещи и съехали с квартиры. Попрощались с коллегами. С друзьями. С Дейонгом еще раз выкурили по сигаре. С Отто Вальбургом выпили вина. Мы были уверены, что еще долго с ними не увидимся. Может быть, даже никогда.

„Да, наметь лишь только план“, — пели мы в „Трехгрошовой опере“. И я схватил с неба звезду.

Посадка на теплоход в Роттердаме была намечена на 18 мая. Через неделю после моего дня рождения. Я не люблю эту дату. В 1915 году меня накануне ранило осколком. И ровно двадцать пять лет спустя немцы напали на Голландию.

И не стало пароходного сообщения с Америкой. Не стало Роттердама. В теплоход „Veendam“, как я узнал впоследствии из газет, попала бомба.

Западня захлопнулась. Зайка-всезнайка оказался внутри.

Пиф-паф.

Я был солдатом. Участвовал в атаках. Получил Железный крест. Думал, что знаю, что значит война. Но на сей раз все было иначе. Война ускоренной съемкой. Сегодня еще drôle de guerre, а завтра — уже немецкий парад победы. Вся Европа под солдатским сапогом и под знаменами со свастикой. В качестве абсурдной шутки — поздравительная телеграмма кайзера Вильгельма Адольфу Гитлеру. Изобретатели судеб там, наверху, на своем облаке, должно быть, упились в лоскуты.

А не будь я таким умным, не пожелай я казаться таким идиотическим умником, сидел бы сейчас в Америке. Ел бы апельсины, развалясь в шезлонге. Ставил бы веселые голливудские комедии, вместо того чтобы снимать для Рама Терезин. Но я же не хотел путешествовать третьим классом. Господин Геррон — хоть ты сдохни — хотел получить свою красную ковровую дорожку. Только с тем, кто ведет себя как звезда, обходятся как со звездой. И я своего добился. В Терезине я звезда. Знаменитость класса А. С собственной комнаткой в борделе. Прямо у отхожего места. И еще у меня кабинет с секретаршей.

Она спрашивает, почему я остался в Голландии. И я отвечаю:

— Так получилось.

Так получилось, что владелец нашего жилища покончил с собой. Поскольку мы уже освободили квартиру, на несколько ночей мы остановились в одном пансионе в Амстердаме. Оттуда мы хотели ехать в Роттердам. Пансион принадлежал одному немецкому эмигранту, его имя я забыл. Помню только, что перед тем, как сменилась власть, он владел отелем в Висбадене и ему пришлось продать его за смехотворные деньги. После капитуляции Голландии он принял веронал. Мертвым его обнаружил папа. Он хотел пожаловаться, что время завтракать, а завтрака нет, и нашел труп. Для самоубийства этот человек надел старомодный сюртук. Должно быть, то была его форма как директора отеля. Это был первый суицид в моей жизни, и этот случай ужасно меня расстроил. Хотя я совсем не знал его. Позднее я привык к подобным событиям.

К тому же так получилось, что мы остались в Амстердаме. В том же доме, где жили Вальбург и Нельсон. Там пустовали две комнаты, и мы поселились на Франс-ван-Миеристраат. На время, думали мы. До первой возможности уехать в Америку. Поначалу еще были надежды.

Нельсон нашел в своем ансамбле место и для меня. Позднее он бесследно исчез, возможно перешел на нелегальное существование, но тогда он все еще писал одно ревю за другим. Веселье аккордно. Чем дерьмовее становилась наше положение, тем веселее его песни. Жаль, что мир не был таким, каким мы изображали его в наших картонных кулисах.

Мы уже сидели в тюрьме, только еще не заметили этого. Потому что пока могли видеть солнце. Стены вокруг нас еще только возводились. Еще один камень. Еще один закон. Еще один запрет. Поначалу незначительные вещи, которые мало что меняли. Чтобы больше никаких ритуальных убийств? Они никогда не были мне нужны. Ужение рыбы евреям запрещено? Да это смешно. Никаких евреев на официальных должностях? Мы были иностранцы, нас это не касалось.

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136