Мой любимый ресторанчик очень удобно расположен. Прямо за углом — желто-коричневые колоннады, два фонтана и собор Святого Петра. Мне это казалось удивительным везением — иметь возможность посидеть на стуле и выпить бокал вина в непосредственной близости от такого удивительного строения, как этот собор. Усталость от посещения галерей Ватикана и библиотеки легко снимается графинчиком фраскати, тарелкой супа с овощами и сыром горгонзола.
Вечером мой ресторанчик меняет лицо. Люди, которые здесь обедают, не похожи на тех, кто приходит сюда на ланч. Американки, потерявшей сумочку, приезжего священника, туристов, бормочущих по-французски, по-немецки или по-английски, вечером здесь уже не встретишь. И настойчивого молодого человека с камеями тоже. Этот юноша обычно являлся в середине ланча, быстро оценивал ситуацию и легкой вежливой тенью приближался к любому, кто сидел с девушкой. Глядя даме в глаза, торговец открывал обитый кожей ящичек, полный камей. Он быстро соображал, удастся ему здесь что-нибудь продать или нет, и если девушка не проявляла интереса к его товару, быстро переходил к другому столику. Я с удивлением наблюдал, как много ему удавалось продать. Очень забавно было смотреть на то, как он работал с клиентами. Англичанин или американец после неуверенной попытки поторговаться обычно платил запрошенную цену, безусловно, из опасения показаться своей даме прижимистым, но итальянцы свободны от подобных предрассудков. Увалень-итальянец, чья подруга умирала от желания приобрести камею, сражался с продавцом за каждую лиру. Он пожимал плечами, отворачивался, демонстрировал презрение, ругал камею, катал ее по столу среди хлебных крошек, как будто это был мусор, и уже становилось жалко продавца, хотя, вообще-то, он получал удовольствие от этой игры. Он вел себя как опытный фехтовальщик, который встретил достойного соперника и не может не чувствовать к нему глубокого уважения, несмотря на то что тот очень его теснит. В темных глазах продавца смирение перед тем, кто его победил. Наконец с душераздирающим криком: «Вы меня разорите!» торговец расставался с камеей, полагаю, в накладе не оставшись. По крайней мере, сразу же после заключения сделки он снова расплывался в улыбке и отправлялся к следующей жертве, с которой придерживался той же тактики.
Вечером человека с камеями сменял человек с гитарой. Это был худой, прожженного вида парень, не имевший привычки бриться каждый день, с тяжелыми, набрякшими веками. Агентство по набору актеров, не колеблясь, взяло бы его на роли «гангстера-иностранца», но этому типу внешности несколько столетий, а банды подобных субъектов терроризировали Рим еще во времена Борджиа.
Он прогуливался под навесом из дикого винограда, обводя собравшихся тяжелым взглядом. Ресторан был полон местных жителей с семьями и других персонажей, в большинстве своем ему знакомых. Семейства, с чинно повязанными салфетками, склонялись над своими тарелками спагетти, друзья распивали бутылочку vino bianco, а странные персонажи, возможно, проживавшие поблизости и работавшие в Ватикане, неторопливо ели.
Наметив себе кого-нибудь, музыкант несколько секунд перебирал гитарные струны, прежде чем запеть. Особой скромностью он не отличался, и некоторые из его песен были неприличны, а иные носили явно оскорбительный характер. Во всяком случае, я однажды видел одного толстого римлянина вне себя от гнева, хотя его друзья были в восторге. Обычно певца встречали восторженным ревом.
Среди всех этих «темных лошадок» отмечу одного посетителя, который приходил сюда так же часто, как и я. Это был крупный и жизнерадостный человек. Он выделялся среди итальянцев своими светлыми волосами и усами, а также тем, что пиво предпочитал вину. Выяснилось, что он старший сержант швейцарской гвардии.
Другой завсегдатай, с которым мы время от времени распивали графинчик вина, был человек, ответственный за очистку и поддержание фонтанов на площади. Он рассказал мне, что фонтан, который находится справа, если стоять лицом к собору Святого Петра, на шестьдесят лет старше, чем другой. Сквозь падающую воду можно рассмотреть герб Боргезе, Павла V, — орел в короне на спине дракона, в то время как левый фонтан украшен гербом Альтиери, Климента X, — перевернутой пирамидой из шести звезд. Должно быть, площадь выглядела странно с одним фонтаном, и Климент X, который все время чувствовал, что чего-то не хватает, вероятно, решил нанести завершающий и восстанавливающий симметрию штрих. Я сказал своему приятелю, что более поздний фонтан кажется как раз старше, чем более ранний, и он объяснил мне, что его обдувает северный ветер, tramontana, и холодный воздух очень повлиял на камень. А его сосед больше защищен от ветра. Еще он поведал мне, что вода, извергаемая фонтанами, здесь, на площади Святого Петра, — из озера Браччано, что в сорока милях от Рима. Она поступает на Яникул и, оросив Ватиканские сады, вырывается на свободу в разнообразнейших фонтанах и после своего триумфального выхода на поверхность впадает в Тибр.
— У вас есть трудности с фонтанами? — спросил я.
— О да! — ответил он. — Угри!
Огромное количество угрей, сказал он, обитает в озере Браччано, и в определенный период года миллионы мальков несутся по трубам в Рим и потом засоряют фонтаны. В его обязанности входит очищать от них трубы. Туристы бывают так разочарованы, когда струя вдруг дрогнет и фонтан перестанет быть. Без фонтанов площадь кажется какой-то незавершенной, безжизненной.
Старший сержант швейцарской гвардии, жизнерадостный и приветливый человек, хорошо знал историю своего рода войск. Оказалось, что сейчас считается, что Рафаэль, а не Микеланджело нарисовал эскизы этой формы с разрезами, хотя ни тот ни другой не изобретали ее. Мода на разрезы и одежду «пузырями» распространилась по всей Европе, когда швейцарцы разбили герцога Бургундского в 1476 году. После сражения ландскнехты изорвали на лоскутья шелковые палатки и латали свои изодранные камзолы и чулки. Они возвращались домой с одной ногой желтой, другой — зеленой, полмундира было белым, полмундира — голубым. Сначала люди смеялись над этими лохмотьями, а потом такой стиль начал распространяться среди аристократии, пока любой предмет туалета не стали разрезать, чтобы в прорезях красовалась полоска яркого и насыщенного цвета. Возможно, Юлий II попросил Микеланджело или Рафаэля смоделировать знаменитую красно-желто-голубую форму как раз для того, чтобы сделать швейцарских наемников менее разноцветными.
Швейцарской гвардии только один раз представился случай умереть за папу: во время разграбления Рима Бурбоном в 1527 году, когда все, кроме двенадцати человек, полегли на площади, у собора Святого Петра, храбро защищая Ватикан от явно превосходящего в численности противника.
Полная численность швейцарской гвардии — сто двадцать человек, и они набирались из четырех католических кантонов Швейцарии: Унтервальдена, Люцерна, Ури и Швица. Рекруты должны были быть неженатыми, от восемнадцати до двадцати пяти лет, ростом по крайней мере пяти футов одиннадцати дюймов и, разумеется, католиками. До поступления в гвардию рекрут должен был пройти хотя бы предварительное обучение в швейцарской армии. Полковник, подполковник, майор, капитан и два лейтенанта гвардии — все они должны были быть офицерами швейцарской армии.
