Она вышла из-за стола и мягко взяла Баурика под руку. Тот пошел за ней, как в тумане.
– Позвольте мне показать вам комнату осмотра. Я позову медсестру. Она скоро к вам подойдет, и тогда мы выясним, имеет ли он право оставаться в стационаре.
– Ему восемнадцать. Я могу оставить его здесь?
– Было бы лучше, если бы вы остались с ним.
– Я уже достаточно на него насмотрелся.
– Это ваш выбор, сэр. Пожалуйста, подождите хотя бы, пока не придет медсестра, – около десяти минут. Я должна быть в приемной.
– Хорошо, – сказал Тим. – Хорошо.
Она закрыла за собой дверь. Тим подошел к Баурику и прижал два пальца к его шее. Пульс был явно учащенным.
– У тебя тошнота, тебя бросает в пот. Ты все время чешешь руку. Нервозность, тревогу и раздражительность ты уже продемонстрировал. В последнее время у тебя постоянно появляются суицидальные мысли. Потри глаза, чтобы они покраснели. Хорошо, продолжай тереть. Маковые зерна и декстрометофан из «Викса» гарантируют наркотические симптомы как минимум на два дня. Постарайся через некоторое время вызвать рвоту, тогда они точно тебя оставят. Когда тебе скажут номер палаты, напиши его на листке бумаги и приклей к крышке мусорного ведра в холле. Позвони своему офицеру по надзору в ту же секунду, как выйдешь отсюда. Если ты этого не сделаешь, я начну тебя искать. И поверь мне, найду.
Баурик поднял глаза и положил руку на свое колотящееся сердце. Он все еще тяжело дышал; слюна собиралась в пузырьки в уголках его рта, а нижняя губа была измазана глазурью.
– Я хотел, чтобы ты был в панике, выглядел обеспокоенным и сопротивлялся.
– Ты умный. Чертовски умный.
– Правда в том, что большинству умных вещей я научился у подонков.
– Мы их так называем.
Тим вышел из комнаты. Он как раз закрывал дверь, когда Баурик его позвал.
Тим задумался.
– Дай мне сорок восемь часов.
39
Попытка поспать закончилась тем, что Тим заснул с мыслями о мертвой Джинни, а проснулся оттого, что увидел себя, стоящего по колено в трупах, с окровавленными руками.
В четыре утра он сел на стул, положил ноги на подоконник и стал смотреть, как из расколотой трубы в переулке поднимается дым. Зазвонил мобильный.
На этот раз звонил Роберт. Голос его был грубым, как неполированный металл:
– Думаешь, ты очень умный, да?
– Когда как.
– Если ты действительно умный, выходи из игры. Ты в нашем списке.
– А вы в моем. – На заднем плане Тим различил звуки новостей. Он включил телевизор, вырубил звук и прыгал с канала на канал, пока артикуляция ведущей не совпала со словами, которые он слышал по телефону.
На экране появились фотографии Аиста и Мастерсонов, их сменил поющий парень в костюме цыпленка, рекламирующий куриные ножки. И снова ни упоминания о Тиме, ни его фотографии.
– Я поверить не могу, что ты затеял склоку на детской площадке, – укоризненно сказал Роберт. – У нас пистолеты, а вокруг дети. Кто-то мог пострадать.
– Кто-то пострадал.
– Мало пострадал. Теперь пресса, всюду наши лица. Черт. Зачем тебе все это нужно? Ты всех нас сдал. – В голосе Роберта что-то дрогнуло. – И Дюмона.
Тим не знал, что ответить, поэтому промолчал. Он не горел желанием продолжать разговор. Хотелось повесить трубку и позвонить Хэнсену.
– А вот твоего имени я не слышал, – не унимался Роберт. – Ты что, заключил сделку?
– Я тоже иду на дно. Но с небольшой отсрочкой.
– Это нас не остановит.
– Я на это и не рассчитываю.
– Ты превратил все в игру. Теперь нам нечего терять. – Смех Роберта походил на кашель. – Если ты или еще какой-нибудь говнюк из ваших встанет у нас на пути, получите пулю. Мы ничего не хотим. Ни денег, ни славы. Это общественная работа. Мы собираемся…
– …вернуть… – донесся слабый голос Митчелла.
– …немного разума в этот ополоумевший мир. Мы будем делать это до тех пор, пока нас кто-нибудь не остановит. Но если мы и выйдем из игры навсегда, черт, по крайней мере, мы прихватим с собой парочку-другую ублюдков.
– Вариант «Б», – сказал Тим. – Мы объединим усилия. Разработаем что-нибудь новое, честное и справедливое.
– Ты ничего не понимаешь, придурок ты конченый?! Ты должен благодарить Небо за то, что на площадке сегодня были дети. Иначе бы Митч тебя пришил, и мы сейчас смеялись бы над выражением твоей умирающей рожи.
Конец связи.
Тим уже спешил к двери, рассовывая мобильные по карманам. На улице он бросился к телефонной будке.
Голос Хэнсена выдавал раздражение:
– Лучше было бы, если бы это звонил не Рэкли.
– Мне только что звонили. Проверь, не исходил ли звонок с одного из номеров, которые я тебе дал.
– Запомни, я делаю тебе одолжение. Так что нечего мне указывать. Во-вторых, сейчас я не могу этого сделать. В шесть часов посмотрю, что мы имеем.
– Пожалуйста, это…
– Позвони мне в шесть или отвали.
Следующие два часа тянулись мучительно медленно. Тим собрал свое снаряжение и сидел в машине с мобильным; номер был уже введен.
Часы на приборной панели переключились с 5:59 на 6:00, и Тим нажал кнопку вызова.
– Что у тебя?
Хэнсен говорил приглушенным голосом:
– В «Некстел» есть только один человек, который может выяснить это, и ты с ним сейчас разговариваешь, поэтому я не издам ни звука, пока ты не дашь мне слово, что об этом никто не узнает.
Тим закусил губу.
– Я даю тебе слово.
– Один исходящий, в 4:07. Сотовая станция на перекрестке Диккенс и Кестер. Станции там расположены особенно близко, так что ты работаешь в радиусе примерно в полквартала.
– Спасибо, – сказал Тим. – Спасибо.
– У меня жена и двое детей, Рэк. Если ты впутаешь меня в какую-нибудь темную историю, ты об этом пожалеешь.
Утренний свет широкими неровными полосами пробивался сквозь разбросанные по небу кучевые облака. Роса увлажнила асфальт, и шоссе стало похожим на неподвижную черную реку. Время от времени попадавшиеся на дороге лужи плескались о дно машины.
Тим припарковался за три квартала и добрался до перекрестка через два примыкающих задних двора, перешагивая через высокие ряды рододендронов. Ни лающих собак, ни хлопающих дверей, только пощелкивание поливочных машин на подстриженных лужайках и отдаленный гул автострады. Тим оглядел соседние крыши и заметил сотовую площадку; шесть металлических труб торчали на телефонном столбе.
