я двинутая на всю голову… что у меня шифер регулярно сыплется и башню рвет… А это оттого, что у меня навсегда в башке осталась та десятилетняя девочка, на которую додумались напялить гармонизатор… Думаешь почему Наблюдателями становятся мужчины от двадцати трех до тридцати пяти лет? Потому и становятся, что это уже развитые, половозрелые личности! А я вечная девчонка-детдомовка, которая всю жизнь будет нести в себе свои детские комплексы. Папочка умудрился убедить Наставников, что им нужна именно такая!.. недоделанная… для таких вот операций… Он хороший вивисектор — мой папочка… настоящий ученый-исследователь!
От этого разговора она заметно возбудилась, и я не сразу обнаружил, что глажу ее по руке, успокаивая. На запястье ее ничего не было.
— А-а… Где твой браслет… Маша? — я почувствовал, что язык начал заметно заплетаться, а речь становится невнятной.
Девушка молча продемонстрировала средний палец. Из-за этого характерного жеста я не сразу догадался, что в виду имеется черное, словно бы обсидиановое кольцо, одинокое на левой руке.
— Гламурненько… — только и нашел я, что сказать.
— Скорее, готично, — Мария вновь села рядом и мне стало трудно дышать от жара ее тела. Воздух стал тягучим и застревал в легких. Но при этом ощущения нельзя было назвать неприятными. — Извини, я о своем, — продолжила она, словно не замечая произведенного впечатления. — Никак не пойму… О моем существовании практически никому не известно. Меня закрыли от всех. Меня не сможет распознать ни один Истинный, ни один Наблюдатель, если я сама этого не захочу. Я предназначена для таких операций, как эта. А тебе… тебе, почему-то разрешили узнать обо мне…
— Все равно, все забуду… — вяло возразил я ей, — как сказал твой отец.
— Э, нет… — она решительно покачала головой, — в таком случае меня бы здесь просто не было бы… А я здесь, значит Наставникам нужно, чтобы я зафиксировалась у тебя в подкорке. Это, между прочим, хороший знак для тебя!
— Что в нем хорошего?
— Не знаю… не уверена… чувствую… тебе не дадут умереть, ты им зачем-то нужен.
— Чувствуешь… — невольно передразнил я ее. — Понятно… женская интуиция… А я вот чувствую, что у меня заплетается язык и голова перестает соображать… Что это, а?
Мария внимательно посмотрела на меня.
— Не волнуйся, ничего страшного, так и должно быть. Время подходит… скоро ты уснешь… ненадолго совсем. Минут на двадцать… Грубо говоря, вводные в тебя введены. Теперь требуется перезагрузка, чтобы изменения вступили в силу. Во время сна произойдет коррекция твоих воспоминаний.
— Спасибо, успокоила!
— Не волнуйся! — еще раз повторила она и ласково погладила по голове. — Ты ведь сам, это выбрал! Я останусь с тобой, пока ты не уснешь. Все будет хорошо! Хочешь, я расскажу о себе? Да собственно, я сама этого хочу… представь, никогда никому о себе не рассказывала…
— Конечно, — я помассировал слипающиеся глаза, — рассказывай… очень интересно, только…
— Не сопротивляйся, — озорно усмехнувшись, Маша провела пальчиком по моим губам, — просто слушай… Жизнь моя началась трагически — Мама погибла еще до моего рожденья. Я никогда ее не видела, даже на фото. Все документы уничтожила СК, когда стирала прошлую жизнь отца. Твою, кстати, тоже сотрут… Тихо, тихо, тихо! Ты не знал, такова плата… Отцу сообщили гораздо позднее… что врачам удалось спасти его дочь. Вытащили меня из маминого трупа. Отца посадили, как виновника аварии, а меня отправили в детдом. Никто, не из его, не из маминых родственников не знал про меня, а я ничего не знала про них. Как ты понимаешь, без СК тут не обошлось. Так я стала сиротой. Потом отец нашел меня в детдоме. Он тогда поднялся в СК и ему сообщили, что его дочь жива. Мне к тому времени исполнилось девять лет, и я была такая оторва… Воспитатели меня постоянно лупили, а товарищи по несчастью, то есть дети — уважали. Помню, как я была счастлива, когда мне сообщили, что нашелся мой отец. Я одновременно любила его и ненавидела… Где он был сволочь, все эти девять лет?.. Конечно, после, я все поняла, но тогда… Да ты ложись, ложись. Поудобней устраивайся. Голову повыше клади, чтоб небо не запало… сон будет крепкий.
Вместе с папой мы почти никогда не жили. Он весь в работе… постоянные разъезды. Ну, а я, росла, как чертополох… мои друзья-товарищи были взрослые мужики, другие Наблюдатели. Они учили меня жизни, учили отличать добро от зла. Я была сообразительной девочкой и поняла, что добра и зла не существует, а есть только необходимость и целесообразность. Это основа философии СК. Как только я чуть подросла, я стала жить одна. Мне было очень сложно. Представь — тебе двадцать лет, а выглядишь ты, едва на двенадцать… А хочется любви… да секса, наконец… Ты ведь знаешь, какой секс у Наблюдателей? А? — голос ее стал игривым. — Жуть! Приходилось мазаться, усиленно гримироваться. Я стала мастером грима. При желании я замаскируюсь так, что меня никто не узнает, включая родного папу. От рождения, я субтильная, худенькая девочка… Да, да! Чего вылупился? Тощенькая — кости да кожа… тоненькие ручки, тоненькие ножки. Вот только грудь… Отец говорит, что в маму. Пацаны в школе, дразнили меня "сиськами на ножках". Сами, правда, при этом вожделели, слюни пускали… Ох, поиздевалась я над ними! А если серьезно, ты и представить себе не можешь, сколько времени я провожу в спортзалах. Тяну эти блоки на тренажерах, таскаю тяжести. Набранная мышечная масса, плюс боевая раскраска, хоть как-то позволяет мне выглядеть постарше. Но стоит только мне бросить занятия, как через пару месяцев с меня все, как сдувает. И я опять девчонка-подросток. С одной стороны легко маскироваться, мимикрировать. Но что это за жизнь? Постоянно приходится менять легенды, места жительства, учебы… Да я, запарилась учиться в школе. Вернее, изображать, эту учебу. И вот, наконец-то, мой внешний вид, хоть как-то стал соответствовать студенческому возрасту. Как только закончим "Краски лета", сразу куда-нибудь поступлю… да хоть для начала, в наш Универ. Поболтаюсь студенткой, следующие лет двадцать.
— Да… — еле слышно пробормотал я, — с экзаменами у тебя проблем не будет… А теннис?
— Теннис — это да! — Мария, казалось, не замечала моего состояния. — Я у них последние лет пятнадцать, подаю надежды… Но, понятное дело, пару лет и все приходиться бросать… никому ведь не объяснишь, почему девочка-тростиночка не растет. Слушай, Никитка, — она шутливо ткнула меня кулачком в бок, — а ведь у нас с тобой, все еще может получиться. С чукчей своей, ты в любом случае долго не протянешь — это дура, похлеще
