не испортить, я просто сказал:
— Ты чертовски права.
— Скажи мне, если это слишком личное, — сказала она, проводя большими пальцами по моей пояснице. — Я хотела спросить, можно ли приходить в гости к Еве? Видится ли она вообще с Дженни?
— Не слишком личное. Еве разрешены посетители. Мы с Дженни пару раз навещали ее. Это были… — Я покачал головой. — Это были трудные визиты.
— Что случилось? — пробормотала Шей.
— Помимо очевидных проблем, нам пришлось путешествовать. Суд над Евой проходил в Мичигане, и она оставалась там в ожидании приговора. Мне не приходило в голову, пока не пришло время садиться на рейс, что у Дженни могут быть проблемы с перелетом. Она запаниковала. Полный и абсолютный крах. Кричала целый час подряд, прежде чем заснула на полу под своим сиденьем.
— О, черт.
— Да. Все это время я сидел там и думал про себя, что нам придется делать это снова, чтобы попасть домой. Я начал искать поезда и арендованные автомобили. Даже частные самолеты. Была секунда, когда я подумал, что мы просто будем жить в Мичигане вечно. — Я рассмеялся. — Затем позвонил педиатру, когда мы приземлились, и она сказала мне накачать ее антигистаминными препаратами перед обратным рейсом. Все получилось, и она словно была под кайфом. Серьезно, она надела солнцезащитные очки, которые, возможно, украла в магазине, сидела у меня на коленях, поедая M&Ms, и пересказывала мне каждое слово из «Пиратов Карибского моря» с точным акцентом. И это были только перелеты, Шей. Добавь сюда стресс от поездки в центр содержания под стражей, прохождение всех протоколов безопасности, а затем многочасовое ожидание встречи с Евой — это был хаос. Она провела четыре полных дня, готовясь к истерике, переживая ее или восстанавливаясь после нее. А потом мы повторили этот цикл еще два раза.
— Мне жаль. Это, должно быть, было чертовски тяжело для тебя.
— Для Дженни было тяжелее, — сказал я, хотя и оценил поддержку. Иногда я забывал, как сильно я в этом нуждался. — Она помнит, что это было ужасно, поэтому паникует еще больше.
— Это многого требует от маленького ребенка. От вас обоих.
— Да, но скоро нам придется сделать все заново. Еву перевели в федеральную тюрьму в Западной Вирджинии после вынесения приговора, и я обещал ей, что мы навестим ее. В ноябре предстоят длинные выходные, и мне кажется, что это подходящее время для поездки. В этот раз мы поедем на машине. Думаю, так будет лучше.
— Тебе нужна помощь в этом? — медленно спросила она. — Я имею в виду, лишняя пара рук? Я могу поехать с тобой, если это облегчит жизнь тебе и Дженни.
Как бы больно мне ни было это говорить, я не мог пригласить Шей к Еве. Не потому, что Ева или Дженни были бы против, а потому, что я не мог дать своей племяннице все, что ей нужно, и одновременно заботиться о своей жене. И я знал, что Шей скажет, что ей не нужно от меня этого, но это не меняло того факта, что я хотел заботиться о ней, и меня бы убило, если бы я не смог этого сделать.
— Не в этот раз, — сказал я. — Я хочу посмотреть, справится ли Дженни с этим лучше, если мы поедем на машине и будем делать много остановок по пути, чтобы это было менее подавляюще. Это предложил психолог.
— В этом есть смысл. Просто дай мне знать, если я могу чем-то помочь.
После нескольких минут молчания я сказал:
— Я все еще не могу поверить, что она проведет за решеткой всю оставшуюся жизнь.
Шей на секунду задумалась.
— Могу я спросить, как Ева попала в такую ситуацию? Из всего, что я помню, ты говорил, когда она только переехала, казалось, что она довольно хорошо разбиралась в жизни большого города.
— Так и есть, — сказал я. — Я не знаю, как это произошло. Все еще пытаюсь разобраться в этом. — Я застонал в одеяло, когда Шей размяла нежное место в верхней части моей спины. Казалось, я был мешком с камнями, обтянутый кожей. — Она провела все эти годы, скитаясь по Северной Америке без постоянного адреса и делая все на своих условиях, только для того, чтобы все развалилось в считанные месяцы после встречи с парнем. Как она связалась с главарем наркоторговли на северной границе, я никогда до конца не пойму.
— Возможно, она считала, что знает его, — сказала она.
— Но… как?
— Ничего не стоит, чтобы убедить себя, что мы знаем чьи-то ценности и намерения. Что знаем их сердце. И это разрушительно, когда они показывают нам, кто они на самом деле. Держу пари, она ежедневно пересматривает каждый момент этих отношений.
Это больше не звучало так, будто мы говорили только о Еве.
— В любом случае. — Шей легонько шлепнула меня по боку. — Мне нужно, чтобы ты перестал думать обо всем этом сейчас. Ты снова и снова закручиваешь себя в узлы.
— Это ты задаешь такие вопросы. О чем еще ты хочешь, чтобы я думал?
— Думай о «Двух Тюльпанах», — сказала она, обрабатывая пальцами основание моего черепа. Это было странно, но очень приятно. — Инженеры и архитекторы уже закончили? Когда у них будут проекты, на которые мы сможем посмотреть? И разве ты не говорил, что уже почти пришло время сажать луковицы?
— Луковицы будут в земле в течение двух недель, — ответил я. — У Боунса все под контролем. Он хочет подождать, пока немного похолодает. Что-то насчет того, чтобы избежать плесени от слишком теплой земли.
— Ему нравится возиться с цветами?
— Еще бы, он обожает это дерьмо. Два года назад он прошел программу «Мастер-садовник» в Университете Род-Айленда, в основном потому, что не может сидеть сложа руки и ему нужно было чем-то заняться зимой, пока планировал сад опылителей, и теперь все, о чем он хочет говорить, это тюльпаны. Если увидишь его, не спрашивай о цветах, если не хочешь улыбаться и кивать, пока он будет болтать о них в течение часа или двух.
Шей засмеялась.
— Принято к сведению.
— Насколько я знаю, инженеры и архитекторы спорят по поводу некоторых вещей. Поскольку мы находимся близко к бухте, а уровень моря повышается, и столетние штормы случаются гораздо чаще, нужно учитывать гораздо больше переменных.
— Звучит важно. Мы дадим им столько времени, сколько им нужно, чтобы разобраться с этим. Мы никуда не торопимся.
— Мы не торопимся, — начал я, — или мы терпимы к замедленному прогрессу, потому что это означает, что мы не рискуем привязаться?
Шей замерла на минуту.
— Что это значит?
