— Точно не знаю. Думаю, больше половины брал Барсуков. Много больше. Коммерческий директор пожаловался однажды: ненасытный, как крокодил. Да.
«Не слабо! — подумал Турецкий. — Да еще платина, золото. «Гранд-чероки» — копейки. Мог вполне покупать «роллс-ройсы» и менять их раз в три месяца!»
— Саша, время, — напомнил Софронов.
— Сейчас заканчиваем, — кивнул Турецкий и вновь обратился к Крумсу. — В субботу после двух к вам приехал Гарик со своими людьми. О чем они с вами говорили?
— Сначала я помню плохо. Расспрашивали про завод: кто, что. Я был очень потревожен. Я был уверен, меня убьют. Я так чувствовал, да. Смерть — вот, тут. Потом они перераздумали. Я тоже чувствовал. Спрашивали очень подробно. Как вы. Спросили, есть ли у меня надежные люди. Я сказал: нужно подумать. Гарик спросил: не хочу я вернуться на завод? Я сказал: нет свободного места. Он спросил: а если будет? Я сказал: Барсуков меня не примет. Никогда, так. Гарик сказал: а если мы его уговорим? Я сказал: если уговорите, почему нет?
— И они его уговорили. Что было дальше?
— Они попросили показать им «Четверку». Посмотрели завод, снаружи. Посмотрели генеральский поселок, долго, да. Где живет Барсуков, где его гараж, какая машина. В это время Барсуков вышел из дома и уехал. Я сказал: в баню поехал. Это все знали. Вернется часов в двенадцать. Они переглянулись. Я это заметил, так.
— Ну-ну? — поторопил Турецкий.
— Потом приехали ко мне домой, они взяли кольт и уехали. Потом, ночью, высокий привез кольт. Да, все.
20.15.
— Антонас Ромуальдович, вы должны написать заявление на имя генерального прокурора о явке с повинной. И подробно изложить то, о чем нам рассказали. И еще. Вы должны помочь нам. Это и будет то, что называется активным содействием в раскрытии преступления.
— Что я должен сделать? — спросил Крумс.
— Когда приедут Гарик и его люди, вы должны встретить их как ни в чем не бывало. Сможете?
— Я постараюсь. Очень.
— Где вы их принимали?
— Здесь.
— Сюда и проводите. Попросите показать деньги, пересчитаете их.
— Я всегда считаю, да. Только не все — по пачкам.
— Так же сделаете и сегодня. Они захотят увидеть груз. Где он у вас?
— В прихожей. В стенном шкафу.
— Отлично. Вы скажете: сейчас принесу. И выйдете в прихожую. Все. Остальное мы сделаем сами. Вы хорошо поняли?
— Так. Я понял все хорошо.
— Главное — не волнуйтесь. И ничего не бойтесь. Дом будет оцеплен, оружия у них нет, а мы будем рядом.
Через час подготовка к операции была закончена. Прокурорский «уазик», милицейский фургон с забранными решетками окнами и «Жигули», на которых приехали вызванные Мошкиным три опытных оперативника, загнали в глухой переулок. Два оперативника укрылись за углом дома — чтобы сразу блокировать входную дверь. Софронов, Мошкин и третий оперативник нашли удобное место за дверями, ведущими в холл первого этажа, а Косенкова загнали на второй этаж и велели не высовываться до конца операции.
— Стрелять — только в случае крайней необходимости! — предупредил Турецкий. — Они нужны нам живыми.
Для себя он облюбовал гостевую комнату. Он не намеревался принимать участие в аресте, это было дело оперативников. А уж ввязываться в перестрелку, если бы она вдруг возникла, и вовсе не имел права, в этом случае из следователя он превращался в свидетеля и отстранялся от дела. Даже присутствие его в гостевой комнате, из которой хорошо было слышно все, что будет происходить на веранде, было нарушением правил. «Но, в конце концов, вся наша жизнь — сплошное нарушение правил», — нашел себе оправдание Турецкий и плотно прикрыл за собой дверь гостевой комнаты.
Дом затих. Лишь долго не могла успокоиться овчарка, чуявшая присутствие во дворе чужих людей. Наконец и она унялась.
21.50.
К дому Крумса подъехала машина. Хлопнули дверцы. Машина уехала.
Звонок.
Взвилась на цепи и захрипела в яростном лае собака. Крумс спустился с крыльца и открыл калитку.
Притаившийся за дверью комнаты для гостей Турецкий услышал, как стукнула дверь, ведущая из прихожей на веранду. Обширное пространство веранды, до этой минуты безмолвное, заполнилось шумом от присутствия в нем нескольких человек: шаги, поскрипывание половиц, стук передвигаемых стульев.
— Как самочувствие, дорогой? — весело спросил Гарик — Что-то вид у тебя неважный. В чем дело, Антон Романович?
— Немножко сердце, — услышал Турецкий ответ Крумса. — Бывает. Так. К перемене погоды.
— Какое сердце? Не может сейчас быть никакого сердца! У нас такие дела, а ты говоришь — сердце!
— Это не есть очень серьезно.
— А вот это хорошо, — одобрил Гарик. — Не есть серьезно — так, Антон Романович, есть правильно…
Говоря это, Гарик пересек веранду и открыл дверь комнаты для гостей. Турецкий отступил вглубь и вжался спиной в стену за шкафом.
Не заметив ничего подозрительного, Гарик закрыл дверь и вернулся к столу.
— Груз у тебя?
— Так, — подтвердил Крумс. — Сначала — деньги.
— Деньги так деньги, — согласился Гарик. — Выкладываем, ребята.
«Так и есть — рассовали по карманам», — отметил Турецкий.
— Считай, дорогой, — предложил Гарик. — Пачки можешь не проверять. По пять косарей — банковская упаковка.
Некоторое время на веранде было тихо, потом Гарик спросил:
— Все в порядке?
— Так, — подтвердил Крумс.
— Теперь — груз.
— Сейчас принесу.
Крумс вышел в прихожую и прикрыл за собой дверь. А когда она снова открылась, на пороге стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к дверному косяку, Олег Софронов.
— Ну что, дорогой? — словно бы доброжелательно спросил он у Гарика. — В огурцах ты понимаешь, в помидорах понимаешь. Так ты и в литии, оказывается, немножко понимаешь?
Он вскинул «Макарова».
— Стоять! Ни с места! Вы арестованы!
Не опуская оружия, он отступил в сторону. Его место в дверях тотчас же занял Мошкин. В руках у него был «ТТ».
— Не двигаться! Руки за голову!
Никто и не рассчитывал, что эта троица сдастся без сопротивления. Но то, что произошло, оказалось для участников операции полной неожиданностью. Вместо того чтобы рвануться к двери, Гарик рысью взлетел над столом, оттолкнулся от столешницы и, уже в воздухе развернувшись, вышиб спиной двойную раму веранды и вывалился во двор. Услышав звон стекла, Турецкий выскочил из гостевой комнаты и метнулся следом. В тот же миг Петраков отработанным ударом ногой в грудь выбил Мошкина из дверей и прорвался в прихожую, но тут был перехвачен оперативниками и через считанные секунды лежал лицом в пол, с заломленными за спину руками.
