ты мне слово дал, я тебе как себе верил, а ты это дерьмо тут прятал, пока я вниз ходил!
– Я ничего не прятал, Владик, клянусь…
Влад тёр ушибленную руку:
– Сволочь… Лживая сволочь…
– Можешь мне не верить… Но я не дам тебе себя убить. И её тоже. Её должны судить.
– Посмотрим! – выдохнул Влад, разогнулся, и с почерневшими безумными глазами бросился на Макса. Макс отбивался одной рукой, другой крепко сжимал монтировку. Покровский бил неистово и больно, он уже не владел собой, сметал последнее препятствие на пути к своей цели, был силён, разъярён, был непобедим.
Макс не удержался на ногах, упал на четвереньки, в ту же секунду навалился Влад, горячо задышал в ухо, принялся душить.
– Владик… – шептал Макс, – Владик, пусти…
Макс собрал все силы, поднял руку с монтировкой и наугад махнул назад. Над головой хрустнуло, охнуло, Влад кулём повалился на пол. Стало свободно и легко. Всё ещё сжимая своё оружие в руке, Макс подполз к Владу, тихо позвал:
– Владь…
Влад лежал на боку, с пробитым виском, и остановившимся взглядом смотрел перед собой. Лицо было спокойным и невозможно, нечеловечески красивым.
– Владька… Ты что, умер что ли?! Владька, ну ответь мне! – Макс потряс его за плечо, наклонился к самым губам, послушал, не услышал, – Владь, как же так…
Макс стоял на коленях и смотрел на своего мёртвого друга. Потом пальцами закрыл ему глаза. Положил монтировку на пол. Поднялся. Быстро, пригнувшись, прошёл к Снежане, посчитал едва бьющийся пульс.
«Когда она умрёт?» «К утру».
Макс вернулся на чердак, на Влада старался не смотреть, подошёл к окну, наклонился к раме – тёмное слякотное небо чуть светлело.
«Весь дом на запорах. На окнах ставни, как открываются – не знаю. Ломать – не меньше часа. Кричать в окно – пока услышат, выберутся из постелей, дойдут сюда… Все ещё спят, ведь сегодня воскресенье… Она умрёт к тому времени и тогда всё зря! Нет».
Макс открыл оконную раму, высунул голову, посмотрел вниз.
«Придётся прыгать. Можно в два счёта свернуть шею. А другого выхода нет, – он вздохнул, – Ну, давай, десантура…»
Он присел перед низеньким окном. Взялся руками за верх рамы. Просунулся ногами вперёд. Посидел, согнувшись в три погибели в раме, и прыгнул. Открыл глаза. Показалось, будто колено на правой ноге выгнулось в обратную сторону, но боли он не чувствовал.
«Шок. Это хорошо. Есть несколько минут в запасе. Ну, марш-марш!»
Он стащил с себя свитер, чтоб не мешал движению, и на локтях пополз по скользкой грязи в сторону просыпающихся домов…
Эпилог
Макс мягко покачивался на заднем сиденье такси. Снаружи моросил затяжной осенний дождь. Болело колено. Макс, с кислым лицом, привычным жестом, гладил ноющую ногу. Чёртова сырость! Доктор в СИЗО так ему и сказал:
– Меняйте климат на тёплый и сухой. Вы сразу почувствуете облегчение. Божественная Северная Пальмира несёт лишь нездоровье да гнилые зубы.
Да, климат нужно менять. Макс смотрел на мокрую гранитную набережную. Теперь он был свободен и, впервые за прошедшие полгода, в одеревеневшей душе шевельнулось какое-то чувство, желание. Захотелось тепла, солнечных лучей и французского коньяка.
– Уважаемый… Останови-ка на углу, у винного…
Суровый кавказец за рулём равнодушно кивнул.
Макс, пытаясь увернуться от летящих капель, побежал в магазинчик, вскоре вышел оттуда со звенящим бумажным пакетом, очень довольный, плюхнулся на сиденье, сказал с улыбкой:
– Поехали!
Макс раскрыл пакет, внимательно оглядел горлышки, потянул за одно. Вытащил пузатую янтарно-коричную бутылку, отвинтил пробку, сделал несколько глотков. Радостно вздохнул.
Водитель посмотрел на него в зеркальце, усмехнулся:
– Трубы горат?
Макс усмехнулся в ответ:
– Да не то что бы… Но я последние несколько месяцев пил настоящий клопомор. Политура по цене коллекционного коньяка.
– Зачэм такое пил?
– В тюрьме сидел.
Кавказец уважительно кивнул:
– В «Крэстах»?
– Нет. В другом изоляторе.
– Оправдалы?
– Да.
– Почэму долго сидэл?
– Там человек погиб.
– Ясно, – сердечно сказал таксист, прибавил скорость.
По дороге в Березень Макс приговорил полбутылки, но коньяк был хороший, дорогой, а перед отъездом он ещё и плотно пообедал в кафе на Гороховой, и потому из такси он вышел лишь слегка навеселе.
Во всех окнах его дома празднично горел свет, была слышна музыка. Макс открыл калитку, пошёл по вычищенной, выметенной дорожке к дому. На крыльцо, в одном лёгком платьице выбежала Светлана, слетела со ступенек, обняла за шею, прижалась, счастливо залепетала:
– Пашенька… Дорогой мой… Наконец-то…
Макс поцеловал её в губы, обнял за плечи, сказал с улыбкой:
– Пойдём в дом. Простудишься…
В гостиной пылал камин, горела всеми лампочками люстра, посередине комнаты большой стол ломился от яств. Из кухни засеменила мать, радостная, стройная, красивая и молодая.
– Сыночек, родненький… Счастье-то какое… И Робби на днях прилетит, он хочет сам тебя обнять и поздравить с избавлением…
В кресле подкатил Лёня, возмужавший, с тёмным пушком над верхней губой. За ним впорхнули и защебетали две прекрасные юные красавицы – сестра Аня и дочь Светланы, Вера, закружили вокруг Макса, засмеялись, заплакали. У ног юлой вертелся Бом, визжал от счастья толстый Светин бигль Эрик, Викинг сидел на подоконнике, снисходительно смотрел одним глазом на Макса, и казалось, что даже он одобряет эту вакханалию любви.
Макс растянул радостную улыбку, похлопал глазами, прочувствованно сказал:
– Ребята… Какие вы хорошие…
– Папа, мы так ждали тебя! Я очень скучал, я… – Лёня едва сдерживал слёзы.
Макс посмотрел в ясные бирюзовые глаза, провёл рукой по чёрным шёлковым кудрям:
– Сынок, не надо плакать! Давайте сядем к столу, будем есть, пить и веселиться! Теперь всё закончилось и впереди нас ждёт одно хорошее!
Мать уголком салфетки промокнула тщательно подкрашенные глаза:
– Как хорошо ты это сказал! Светочка мне сообщила, что вы собрались пожениться?
– Да, мама. Дождёмся Робби и распишемся. Потом поужинаем вместе где-нибудь в городе, отметим…
– Ах, как славно! Ах, как хорошо! – мать вся светилась, – Как я рада за вас! Ты выглядишь таким счастливым, Паша, несмотря на все беды, которые на тебя свалились!
– Так и есть. Я очень счастлив.
– Это прекрасно… Это прекрасно…
Макс выдержал этот ужин, реки счастливых слёз, потоки благодарности судьбе и Светланин неотрывный влюбленный взгляд.
Поздно вечером, когда всё было прибрано, а домашние разошлись по своим комнатам, Макс сидел перед потухшим камином и смотрел перед собой. Вошла Светлана, села рядом, положила голову ему на плечо.
– Ты, правда, счастлив, Паша?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
– Сегодня за ужином… у тебя иногда был такой отрешённый взгляд…
– Я всё ещё возвращаюсь мыслями туда. Это пройдёт, Света, но не сразу.
– Я понимаю… Какая страшная
