когда обе закончим.
Когда они расстались, Первин первым делом зашла в домик в саду. Мохсен лежал на койке. На нем были только жилет и пижамные штаны, он крепко спал. Рядом с койкой сидел Зейд и с обожанием смотрел на отца.
Когда Первин подошла, Зейд вскочил, подбежал и обнял ее.
– Вы его спасли! Спасибо вам, мемсагиб!
Первин, улыбнувшись, поправила:
– Выпустили его полицейские, а не я. Но я очень за вас рада.
Их разговоры разбудили Мохсена. Он поднял накрытую одеялом голову, заворчал, веля детям не шуметь. Потом обернулся, увидел Первин. Вместо ожидаемой улыбки на лице его отразилось изумление.
– Вы!
– Доброе утро, Мохсен, – любезно поздоровалась Первин. – Вас давно отпустили?
– Через несколько часов после телефонного звонка Сакине-бегум, который они мне разрешили сделать. Она их во всем убедила.
Трудно было предположить, что она беседует с человеком, который ее похитил. Первин произнесла, тщательно подбирая слова:
– Как обстановка в доме? Бегум хотят, чтобы вы здесь остались?
– Разумеется. – Он глянул на нее с легким вызовом. – Я ничего плохого не сделал. А отдыхаю потому, что у ворот полиция – они гоняют репортеров.
Полицейские, видимо, очень не хотели разглашать, что прежнего подозреваемого они выпустили, а нового так и не нашли.
Первин выразила надежду, что Мохсен скоро вернется на свой пост.
Чувствуя, что он следит за ней глазами, она зашагала ко входу на главную половину дома. Дверь была заперта, на стук никто не ответил. Это могло означать одно: все полицейские собрались рядом с зенаной. Придется Элис как-то с ними разбираться.
Первин прокралась вдоль стены и наконец увидела боковую дверь, которую запомнила по чертежам. Ею пользуются слуги, догадалась она, увидев рядом пару маленьких грубых сандалий. Дверь была не заперта. За коротким проходом оказалась просторная элегантная приемная, в которой она уже бывала раньше. Теперь, однако, Первин хорошо понимала, что ее могут услышать и увидеть сквозь ажурную мраморную стену. Не сводя глаз с перегородки-джали, Первин скинула сандалии, но ставить на стойку для обуви не стала, вместо этого запихала под стул.
Поднимаясь на цыпочках по лестнице, она по ходу дела придумывала, как станет оправдываться, если ее заметят Зейд или Фатима. Скажет, что идет в кабинет наверху, ей нужны документы, связанные с наследством. Детям не обязательно знать, что она ищет улики, связанные со смертью мистера Мукри, – пока она не убедится в справедливости своих подозрений.
А если то, что она сейчас думает, верно, детей ничего хорошего не ждет. Да, Джамшеджи сказал ей, что Мохсена выпустили, но она тогда не поняла, что случилось это еще за несколько часов до ее похищения. У всех вдов был адрес Мистри-хауса на визитных карточках, которые она им раздала. Они могли послать Мохсена с ней разобраться. Мохсен хорошо знает устройство порта. Разия как-то раз упомянула, что до того, как его взяли в дом, Мохсен работал в доках – грузил товар с текстильных фабрик. Наверняка это знала и Сакина.
Мохсен интересовался ювелирами. Возможно, не потому, что собрался что-то купить: Сакина могла пообещать ему часть денег от продажи своих драгоценностей. Первин ахнула про себя, подумав, какие немыслимые блага могли посулить привратнику, выполнявшему поручения по хозяйству.
Но как мог состояться такой разговор между женщиной, соблюдающей уединение, и мужчиной-слугой?
Сакина как-то раз упомянула, что по утрам ухаживает за цветами в саду.
Луч полуденного солнца пересек бывшую спальню Омара Фарида, в ней стало светлее.
Первин была уверена, что мистер Фарид держал ключ от запертой двери у себя в комнате.
Первым делом она осмотрела стол, но там оказались только деньги и документы. Открыла двустворчатую дверь альмиры из красного дерева. Осторожно принялась перебирать стопки мужских рубашек, пижамных штанов, пиджаков-шервани. Все они были из хлопка среднего качества – такие впору носить работнику, не владельцу. Среди прочего оказался один-единственный европейский костюм, из серой хлопчатобумажной ткани, с биркой рядового бомбейского портного. От костюма слегка пахло, как будто его убрали в шкаф, не выстирав.
Пыли на одежде не скопилось – значит, она принадлежала мистеру Мукри. Костюмы он, видимо, носил только на службу или по особым случаям. Другой костюм был на нем в момент смерти: он так был залит кровью, что цвета Первин не запомнила.
Зато сейчас она вспомнила другое. Слова Сакины, когда Первин в первый раз спросила у вдов, как они действовали, когда узнали, что за перегородкой-джали лежит истекающий кровью мужчина.
«То, что на мужчине европейский костюм, еще не значит, что это наш управляющий».
Первин уже давно перестала верить, что труп обнаружила Амина, – девочка ведь ничего об этом не сказала, когда Первин стала ее расспрашивать. Сакина же сказала, что не смотрела – при этом она откуда-то знала, во что мужчина одет.
Проницательный юрист заметил бы эту нестыковку, едва услышав слова Сакины. Но Первин тогда еще не справилась с собственным потрясением, и на нее давила возложенная на нее полицейскими обязанность собрать со всех сведения. Смысл сказанного дошел до нее только сейчас, когда она увидела в альмире второй костюм.
Первин напомнила себе о непосредственной задаче. Осмотрев содержимое альмиры, она в поисках ключа заглянула под нее. Пусто.
Она сообразила, что уже прошло целых десять минут. Нужно искать проворнее.
В ящике одной из прикроватных тумбочек лежал спичечный коробок. В другом – женская щетка для волос, две шпильки, небольшой флакончик с аттаром. Даже не открывая, Первин почувствовала запах сандалового масла – аромата, который используют супружеские пары.
Первин покрутила шпильки в руках, увидела длинный блестящий черный волос. Из трех жен самые красивые волосы были у Сакины – скорее всего, волос принадлежит ей. А вот шпилька натолкнула Первин на еще одну мысль. Она подошла к запертой двери, просунула шпильку в замочную скважину. Покрутила – и вот раздался щелчок.
Дверь раскрылась, скрипнув на пересохших петлях; за ней открылся узкий пыльный, выстланный мрамором проход. На полу коридора осталось множество следов, а сам он был шириной чуть больше полуметра. От приступа клаустрофобии Первин спасло лишь то, что под потолком тянулся целый ряд световых фонарей. Окна были закрыты, в проходе стояла страшная духота. А еще здесь витал смутный запах, который перенес Первин в ту страшную комнатушку в доме Содавалла.
Первин прошла по коридору до конца, слева появилась дверь – Первин знала, что она ведет в комнату Сакины. Однако следы, оставшиеся в пыли, здесь не обрывались, они уводили за поворот.
Значит, еще кто-то из жен причастен к убийству?
Первин оказалась во второй части изогнутого буквой Г
