зелёной коже. Слава королю! Шансы оставались.
Он помнил, что Плантаж большую часть крема оставил в тайнике. Хватит, чтобы обмазать всё тело девочки. Для него не останется, но это не важно. Ратмир знал, что однажды погибнет в поединке. Видимо, время пришло. Осталось выиграть бой у смерти и не отдать Тайю.
Ратмира хватило, чтобы положить девочку на прилавок рядом с Люцией. Потом силы покинули молодого человека и он свалился на пол. В тайной нише на потолке находился спасительный крем. Ратмир смотрел на тайник и отчаивался.
Нужен стул. Встать. Принести стул. Подняться. Достать крем. Раздеть Тайю. Обмазать. И спасена. Стул. Где? Где?! Нет. Как?
– Возчик!
Никто не ответил. Голяшка собирался крикнуть ещё раз, как услышал храп. Посадник напился. Ратмир зажмурился и перекатами добрался до входа в кабинет. Возчик спал на столе, рядом стояли стулья. «Всё, Ратмир. Больше нельзя экономить. Последний рывок».
Голяшка заорал и поднялся. Схватил стул, донёс до ниши. Вскарабкался, открыл тайник и достал крем. Ратмир не успел обрадоваться. Он не заметил, как открылась рана, когда он нёс Тайю в лавку. Последний рывок и потеря крови сказались на умирающем организме. Голяшка рухнул со стула, ударился затылком об пол и отключился.
Ужин победителей подходил к концу. Несмотря на успешную тропу, вечер превратился в обычную попойку. Тайя не явилась. Люди Гидона, отправленные по просьбе Мортуса в дом к самогонщице, никого не обнаружили. Новость, поданная казнахроном с озабоченностью, почему-то не впечатлила барона. Как не пытался Мортус, он не узнал и не подсмотрел ничего нового. Бадьяр нахохотался, наелся и к концу вечера впал в меланхолию. Эльзу унесли. Наложница напилась и барон распорядился «уложить его радость на сон». Зельевариус Шорох, победивший во всех ставках, не отлипал от Чанки Кислой. Красильщица подыгрывала ему и строила планы о расширении влияния. Давлей после разговора с бароном исчез. Шанежка хмуро пялилась в пол. Гидон хмуро пялился вокруг.
Если бы Мортус следил не за бароном, а за Пурелием, то заметил бы перемены. Книгочей весь вечер хохотал, как не в себя, привычно носился от стола к столу, от гостя к гостье, восхищался танцовщицами, сам шутил, сам смеялся. Но в промежутках, когда его никто не видел, Пурелий на миг становился очень серьёзным. Молодого человека съедала тревога. Что-то пошло не так.
– Ну всё! Надоели, – огрызнулся барон и махнул рукой.
Гости по привычке подхватили:
– Слава барону! Слава королю!
– Тише вы! Всё. Ужин закончен. Рад был всех видеть. Вы лучшие мужи и жёны Зелёной долины. Люблю вас, – зевнул Бадьяр. – Пошли вон из моего дома.
Знать засобиралась. Многие с удовольствием. Последний час барон не веселился, что мешало гостям разойтись по полной. Теперь можно уйти и продолжить. Балун обрадовался сильней всех, зная, что большинство переберётся в увеселительный дом. Сметана отдавал распоряжение накрывать столы, как по залу раздался крик.
– Стоять!
Барон как будто что-то вспомнил.
– Воевода, арестуй книгочея Пурелия. Он обещал на восходе предоставить Лукоса Шварца. Чтобы не убежал да не вздумал хитрить, посади в темник до рассвета. А то слишком он весёлый сегодня.
– В стену? – уточнил Гидон, намекая на тюрьму у городских ворот.
– Нет, у меня во дворе. Хочу лично убедиться, что никуда не денется.
Догадка Пурелия подтвердилась. Он получил ответ на главный вопрос, поставленный во время прибытия в город. Книгочей теперь знал всё. Точнее, почти всё. Тревога вечера не ушла. Почему Лукос Шварц не выходит на связь?
– Хотите что-то сказать, уважаемый Пурелий? – промурлыкал толстяк.
– Со смирением принимаю наказание, – поклонился Пурелий, – и обещаю, что Лукос Шварц предстанет перед вами с первыми лучами солнца.
– Да, да. Или Гидон зарежет тебя, по моему… Ох, чёт, я раззевался… по моему приказу, – барон оглядел публику и рявкнул. – Всё вон!
Когда гости ушли, а барон уединился в спальню, Гидон аккуратно снял пряжку с книгочея.
– Буду рад, если вы, уважаемый Пурелий, выпутаетесь из этой передряги.
Гидон, замкнувшись на самосохранении, продолжил придерживаться выбранного курса. В условиях неясного будущего, лучше ни с кем не ссориться. Воевода «выкал» и был максимально аккуратен. Он даже подбодрил малыша.
– Не волнуйтесь. Клянусь, если проиграете, то умрёте быстро и безболезненно. Я в этом деле опытный.
Как сумел, так и подбодрил.
Ратмир очнулся на полу в лавке Плантажа. За стеной храп, в руках заживляющий крем. Живот не болел. Споры грибного пня проникли в нервную систему и заблокировали болевые рецепторы. Сильный грибной запах подсказал Голяшке, что жить осталось пару часов. Это были хорошие новости, так как теперь Рамтир не чувствовал боли и мог всё делать быстро. Он вскочил, подошёл к Тайе и замер. Кожа девочки пожелтела. Он опоздал.
– Нет! Нет, нет, нет. Сейчас, малыш. Сейчас.
Ратмир разорвал девочке одежду, вертел Тайю в руках и лихорадочно втирал заживляющий крем. Обмазав всю с головы до ног, он схватил девочку за руку и зашептал.
– Я не верю, что ты всемогущ. Но я знаю, что ты как-то слышишь обо всём, что говорят жители Сычигорья. Не всегда, не везде, но ты слышишь. Я прошу тебя, помоги ребёнку. Клянусь,
