ждёт ещё примерно минуту, пока не убеждается, что машины идут с запада на восток. Если это патруль… Дело дрянь. Можно, конечно, дождаться, пока они уберутся подальше, и проехать на юг. Но когда они будут возвращаться, они сто процентов найдут след от протектора крутого «Багги». На сыром песке след получается отчётливый, им его не просмотреть, если они не слепые. Можно было, конечно, рискнуть, будь у этого дурака его квадроцикл в исправном состоянии. Но устраивать гонки, когда у тебя стучит вал…
«Кажется, придётся уходить пешочком… Как и собирался. По камушкам, через заросли колючки, по кактусовым полянам пройти, не оставив следов, можно… Но что тогда делать с мордатым? Отпустить? – от одной этой мысли уполномоченный морщится. - Эта конченая тля начнёт делать звонки, как только доберётся до телефона. Тащить его с собой? – он морщится ещё больше. – Рыхлый Дима не пройдёт в хорошем темпе и пары километров… А потом начнёт ныть и падать…».
Конечно, были ещё способы обезопасить себя от этого урода, но то были способы… достаточно жёсткие…И он, пока, не приняв решения, спускается с бархана и возвращается в машину.
- Ну и что там? – интересуется Сысоев невесело. Он, наверное, ждёт, что уполномоченный вернёт ему ключ зажигания, и даже протягивает руку.
Но тот не спешит отдавать ключ.
- Ты мне объяснишь, что тут у вас происходит?
- Не знаю я, - почти грубо отвечает мордатый.
«Врёшь. Врёшь, сволочь! Всё ты знаешь!».
- Там, по-моему, патруль, они таскаются по степи…
- И что? – бурчит Дима.
- А то, что дальше нам придётся идти пешком.
- Что? Идти? Куда? Мне? Мне тоже?– Сысоев весь на эмоциях. – Мне-то зачем это надо?
- Много вопросов, - сухо и спокойно отвечает ему уполномоченный. – Отвечу на один. Тебе придётся идти со мной, чтобы не умереть прямо тут и прямо сейчас, потому что одного я тебя тут не оставлю. Так что выбирай. Или идёшь со мной, или…, - уполномоченный достаёт из кобуры револьвер.
- Мы не уйдём от них, – вдруг говорит Сысоев, но ничего другого от него Горохов и не ожидал, а вот слегка истеричный тон мордатого его насторожил. Но он пытается его успокоить:
- Уйдём, уйдём, - вообще-то, он был уверен: если бы шёл один… а с этим… Горохов думает, что его придётся бросить в степи километров через десять, но оставлять его тут он точно не собирается.
- Да ну, нет… Не уйдём! – почти ему в лицо орёт Сысоев.
И теперь у Андрея Николаевича нет сомнений, что он что-то знает.
- Дима. – почти вкрадчиво начинает уполномоченный. – Я тебе ещё раз повторяю: или ты идёшь со мной, или умрёшь, умрёшь прямо здесь… Ну или расскажешь, почему ты так уверен, что мы не сможем уйти.
Но Сысоев молчит, и тогда уполномоченный наотмашь бьёт его револьвером по лицу. Револьвер – железяка тяжёлая, он сразу рассекает мордатому кожу на скуле… Кровь ручьём, капли летят и на панель, и на лобовое стекло.
-А-а!.. - Дима хватается за лицо. - Ты офигел?!
- Ты, наверное, не знаешь, кто я…, - спокойно продолжает Горохов. – И предлагаю тебе этого не выяснять, иначе мне придётся тебя бить час или два, пока ты мне не ответишь на мой вопрос. А вопрос мой, если ты забыл, таков: почему ты думаешь, что мы не сможем пройти мимо патруля?
- Да потому!.. - почти в истерике орёт Сысоев и снова замолкает. Он закрывает лицо руками.
- Почему?! – угрожающе повторяет Андрей Николаевич и замахивается на него револьвером. – Говори, или бью ещё раз…
- У них дроны! – зло выкрикивает Дима.
- Какие дроны? На небе облака, луны нет, ночь… Почти ничего не видно…
- Да такие! – продолжает орать Сысоев. – Они знали, что сюда приедет какой-то охреневший людоед, которого просто так не взять. Которого в пустыне не найти. Так они подготовили ночные дроны с тепловизорами, чтобы его уже не выпустить из города.
«Они знали? В смысле – «знали»? Как они могли узнать о приезде «какого-то охреневшего людоеда»? Это он о чём? Может, это какая-то путаница? Может, всё-таки ищут не меня?».
Признаться, то, что он услышал, его немного озадачило. Но задавать главный вопрос «в лоб» Сысоеву он не стал, тот мог опять начать упираться, и потому уполномоченный спросил:
- И когда же они узнали, что сюда приезжает «охреневший людоед»?
- Неделю, кажется… Да, дней шесть назад, – всхлипывал Дима, всё ещё держа руку у раны на лице.
«Шесть дней назад?».
Он сопоставил цифры… И тут по спине уполномоченного пробежал холодок… Это было очень, очень, очень странное совпадение…
И после этих странных совпадений настало время для главного вопроса:
- Дима, дорогой, а теперь скажи мне, кто привёз в Серов весть о том, что сюда едет «охреневший людоед»?
Уполномоченный думал, что Сысоева снова придётся бить, но тот вдруг почти крикнул ему с раздражением:
- Мережко! Вот кто!
Эта фамилия даже не зацепила его сознания в первую секунду, уполномоченный не смог среагировать на неё правильно, потому что логическая связь между этим именем и фактом доставки в Серов информации находились в разных плоскостях, они не могли найти своего пересечения; и поэтому Горохов уточнил:
- Мережко? Какой Мережко?
- Да ваш Мережко… Ваш Денис, который… правда, всем он представляется как Петя Уваров... но я-то знаю, на чьё имя отправлять переводы в Соликамский банк! - опять проорал Сысоев. И тут же, понизив тон, продолжил: – Слушай, давай уедем отсюда. У них тут ночные дроны, заметят нас – нам конец. Им приказано с тобой не разговаривать, мочить сразу. Ни вопросов, ни ответов, стрелять – и всё… Они и меня прикончат заодно… Давай свалим отсюда. Пожалуйста… А?
Но уполномоченный его словно не слышал. У него в голове начали складываться в большую картину все непонятные факты. И нападение на него в Губахе, и расстрел его грузовика на трассе, и поиск его в гостинцах в Новой Ляле, и слова Сысоева про Дениса Мережко, который, в общем-то, был ни много ни мало заместителем начальника Отдела Дознаний, самого товарища Поживанова. И настоящим украшением сложившейся картины была та незабываемая реакция самого комиссара на сообщение Горохова, что он направляется в Серов. А последним камнем в фундамент его теории был…
«И маячок на моём
