боялась сделать что-нибудь не так — настолько, что готова была погрести себя, чтобы ее было невозможно отыскать. Несколько черных месяцев после измены Майкла я брела на ощупь и боролась с внутренним ребенком, который хотел вернуть ценность, бесцеремонно вырванную у него из рук. Он вопрошал, готова ли я уйти от Майкла, готова ли отказаться от представления об идеальной семье, которое так тщательно навязывала себе на протяжении всей жизни. Я могла бы остаться — осознание этого поражает меня.
Я могла бы остаться.
На перепутье у меня был выбор: вернуться назад и спасти то, что еще можно, или двигаться вперед в одиночку. Мне было страшно, но все равно я дала себе шанс; ткнулась головой в стену и решила не идти на попятную, а пробивать себе путь, чтобы посмотреть, что находится по ту сторону. Это не просто произошло со мной, это произошло благодаря мне, и я узнала о себе: я могу перестроиться и выстоять.
Не знаю, начинается или заканчивается этим моя история. Как у горя нет четкого начала, середины или конца, так и она все еще пишется. Порой я чувствую себя воительницей, яростной, пробудившейся ото сна. Иногда я мастер дзен, безмятежный и благодарный за новое понимание себя и решимость жить каждым днем. А иной раз все еще чувствую себя израненной, уязвимой, одинокой и напуганной. И, несмотря ни на что, каждый день несу в себе новообретенное, жизнеутверждающее «Я — женщина, услышь мой рев». Я отдала так много себя за эти годы, постепенно исчезая, пока вкладывала всю свою любовь и энергию в детей и идеальный дом. Я не замечала линий разлома, пока не произошло землетрясение, не оставившее мне выбора. Я погрузилась в материнство настолько, что забыла о женщине в себе, но ее освободило самое худшее, что когда-либо со мной случалось, — измена Майкла. Я не утратила чувства собственного достоинства, но и не нашла себя быстро. Прошел год с тех пор, как я начала этот путь, неуклюже и нетерпеливо спотыкаясь в отчаянной попытке преодолеть его. Теперь-то ясно: моему пути нет конца, есть только развилки, объезды, холмы и долины; тропинка постоянно сбивается с пути, но у меня есть время, свобода, смелость и безудержное любопытство, чтобы по ней идти. Самое главное — я готова позволить проявиться любой себе, какой бы ни оказалась внутри, не поторапливая ее. Всю свою жизнь я улаживала проблемы, что-то делала, планировала, разрабатывала стратегии. Мне всегда нужно было знать «что дальше», но теперь — впервые в жизни — меня это не волнует. Я бы даже сказала, что смирилась с неизвестностью и взяла за правило развиваться по мере того, как двигаюсь.
В воспоминаниях возвращаюсь к недавнему разговору с № 6, когда я пыталась прояснить наш статус, объясняя, что люблю его и хочу его в своей жизни, но не ценой собственной свободы. Я сказала ему, что, возможно, когда мы более глубоко привяжемся друг к другу, его перестанут устраивать мои свидания с другими и выбор останется за ним. Он неправильно меня понял, подумав, что я прошу его разрешения на встречи с другими мужчинами.
— Нет, — сказала я, покачав головой, — это моя свобода, и не тебе даровать и отнимать ее, но ты вправе решать, подходит ли это тебе.
Теперь я понимаю: полигамия — это не безответственность; чувственное любопытство не отменяет ценности основного партнера. Независимо от полноты отношений с ним часть меня все еще хочет, чтобы ее замечали, желали, и наслаждается флиртом и «охотой», как говорит № 6. Я не знаю, чего хочу от отношений, да и к чему знать? Мне повезло, что могу жить по своим правилам и стандартам. С удивлением наблюдаю, что безопасность, стабильность, уверенность в завтрашнем дне, к которым я рьяно стремилась с первых подростковых свиданий, отступают на второй план. Ради них я отказывалась от ценностей, которые все же смогла себе вернуть. Отныне на первом месте — самосознание, независимость и право выбора. Я больше не жду, что кто-то меня обеспечит, а постоянно держу в голове, что могу обеспечить себя сама. Я женщина и мать, но не жена и больше не ищу статуса, который обеспечит порядок и стабильное будущее. Я считала, что отступление от сценария сломит меня, но вместо этого получила безграничную свободу для проявления других ролей: матери, любовницы, подруги и автора моей собственной истории.
Послесловие
Есть две группы людей, которые, надеюсь, никогда не прочтут эту книгу: мои родители и мои дети. Не то чтобы я хотела что-то скрыть, но знаю, сколь некомфортно представлять себе, как твои дети или родители занимаются сексом. Чисто теоретически ты, конечно, понимаешь, что они это делают, но не хочешь рассматривать их сексуальную жизнь под микроскопом. Если родители живут вместе, их сексуальность выглядит для детей очень смутной — намного легче думать, что «мои мама и папа ничего такого не вытворяют». Но когда твои родители в разводе и ходят на свидания, тебе не остается ничего другого, кроме как признать, что, скорее всего, без секса не обходится. Я никогда не стеснялась разговаривать на интимные темы со своими детьми, открыто обсуждая с ними половое созревание, мастурбацию и контрацепцию, пока они кривились и умоляли меня прекратить. Меня не шокирует их бурно развивающаяся сексуальность. Хочу, чтобы они спокойно относились к теме секса и понимали, что он связан с самыми разными вещами: любовью, близостью, флиртом и просто весельем. Недавно я рассказала подругам Дейзи, что в их возрасте начала встречаться с Майклом, и у них отвисла челюсть: идея постоянных отношений и брака в таком возрасте казалась им немыслимой.
— Не повторяйте за мной! — предостерегала я их. — Спите с разными людьми, выясняйте, что вам нравится, и всегда пользуйтесь презервативом.
Некоторые из девочек заявили, что хотели бы когда-нибудь выйти замуж, а Дейзи призналась, что брак интересует ее в основном из-за дегустации тортов во время свадебной подготовки. Я обещаю устроить ей дегустации тортов, каких только пожелает, лишь бы она не спеша разобралась в себе, прежде чем посвятит жизнь другому человеку.
Несмотря на предостережения, мои дети могут прочитать эту книгу — что я могу сделать, если любопытство одержит верх? Надеюсь, их утешит, что я не развалилась по частям. Кто знает, вдруг когда-нибудь они изберут меня примером для подражания. То, что я сначала решаюсь жить по своим правилам, а затем опубликовать об этом книгу, сейчас может обескураживать моих детей, но когда они повзрослеют и перестанут безапелляционно стыдиться меня, то смогут разглядеть, что,