Книга Психопомп - Александр Иосифович Нежный

Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 168

Однако все равно – неспокойно было на душе у него. Он опять принялся разбирать возможные последствия своих решений, но затем плюнул и пошел к отцу. Сидя за рабочим столом, Лоллий глядел в открытое перед ним окно и созерцал вставшие в круг соседние дома, в просветах между ними – березы и сосенки бывшего леса, а теперь парка с дорожками и скамейками, и простершееся над городом голубое, выцветшее, жаркое небо. Вот, кивком головы указал он на вид из окна, а ведь говорят, нам еще повезло и наши окна не смотрят в окна дома напротив. Не представляю, как жить под присмотром чужих глаз. Повесил бы занавески, буркнул Марк. Сын мой, сказал Лоллий, отвернувшись от окна и взглядывая на Марка, у тебя скверно на душе? Деньги? Не удалось? Где, у кого, каким манером я могу добыть столько проклятого бабла! – с горечью произнес Марк. Хоть с топором на большую дорогу… Впрочем, помедлив, сказал он, есть одна возможность. Слушай. С неподдельным интересом внимал Лоллий его рассказу, лишь изредка позволяя себе краткие восклицания, наподобие: ага! или: с ума сойти! или: надо же! А когда Марк умолк, Лоллий отозвался пожатием плеч и словами: вполне литературный сюжет. Что-то такое из Монте-Кристо… Помнишь ли Эдмона Дантеса и аббата Фариа? Ах, папа, с досадой промолвил Марк. Сейчас я завидую всем, у кого много денег, – в том числе и графу Монте-Кристо. Пару алмазов из его сундука, и я был бы на седьмом небе. Великий роман, говорил между тем Лоллий, как бы не слыша сетований родного сына. Увы – этого никак нельзя сказать о слабенькой пиеске Льва Николаевича, еще более напоминающей твой сюжет. Да у меня не сюжет, с досадой возразил Марк. У меня жизнь. Лоллий продолжил. «Живой труп» – ты помнишь? Марк нехотя кивнул. Точь-в-точь. Но твой «покойник» вряд ли будет вести себя, как опереточный – нет – мелодраматический герой Толстого и под занавес пускать себе пулю в сердце. Н-да. Ты хоронишь гроб с кирпичами или неопознанным трупом, а твой нувориш начинает новую жизнь. Неглупый, видимо, человек. Обретает неслыханную свободу и пишет жизнь с чистого листа. А он женат? Было бы славно, если бы он был женат – на малосимпатичной особе, которой, однако, он обязан своим состоянием. Она держит его в ежовых рукавицах. Этакая мегера с волосатыми, как у царицы Савской, ногами. У меня есть с кого списать, проговорил Лоллий, вспомнив свою первую жену. Он любит другую и решает… Постой, постой, вдруг пробормотал Лоллий, по-видимому, только сейчас уяснив, чем должен будет заниматься Марк. А если обнаружится? Что тогда? Пальцами обеих рук Марк изобразил тюремную решетку. Что ты говоришь! Это считается преступлением? Статья сто пятьдесят, параграф третий, ответил Марк, мошенничество с использованием своего служебного положения. Позволь, сказал Лоллий, какое у тебя служебное положение? Ну да, ну да, ты же… Он не договорил. Нет! – воскликнул он. Ни в коем случае! И Олю не спасешь, и себя погубишь! Самоубийство! Оле надо помочь, кто спорит. Ты знаешь, я люблю ее, как дочь. Я голову сломал, думая, как ей выбраться из этого капкана. Бедная девочка. Пусть она пойдет и скажет этому злодею, чтобы он подождал. Квартиру продать нужно время. Ему нельзя ждать, объяснил отцу Марк. Люську он засадил в СИЗО, и теперь ему надо или одну ее в суд тащить, или вместе с Олей. У него сроки. Лоллий развел руками. Ну, я не знаю.

Я знаю только одно: ты ужасно, ужасно рискуешь. А обо мне ты подумал? Случись что с тобой, эти пять лет… ведь я не вынесу! Я сдохну в этой квартире один-одинешенек! И ему живо представились ранние зимние сумерки, пустая темная квартира, и он – лежит на постели и просит Марка подать ему стакан воды. Он зовет – Марк! Марик! – но нет ему ответа. Он вспоминает, что рядом с ним никого нет. Он обречен на одиночество. Мучает жажда. Лоллий зажигает свет, садится на постель и тощими слабыми ногами нашаривает тапочки. В квартире почему-то холодно. Лоллий берет со стула теплую рубашку, с трудом всовывает руки в рукава и непослушными пальцами пытается застегнуть пуговицы. В конце концов выясняется, что он надел рубашку навыворот. Он мучительно долго выпрастывает руки из рукавов, выворачивает рубашку и снова пытается попасть руками в рукава. В последнее время одежда отказывается подчиняться ему. Сопротивлялись носки, обувь не налезала на ноги, и один только видящий его борьбу Бог знает, сколько терпения и сил требовалось теперь Лоллию, чтобы приготовить себя к выходу на улицу. Он брюки натягивал на себя с третьей попытки! Или он всовывал обе ноги в одну штанину, или штанина предательски перекашивалась, и он никак не мог просунуть в нее ногу, или ступня застревала где-то на полпути, и он рвался пропихнуть ее дальше, оглашая тихие комнаты страшными проклятиями. Как совестил он утратившую почтение к владельцу одежду! Как едва не плакал от безжалостного отношения к нему прежде покорных вещей! Как удручался собственной беспомощностью! Все причиняло ему страдания и побуждало к размышлениям о клонящейся к закату жизни. Нет, Марик, тихо и скорбно промолвил он, ты не оставишь меня в одиночестве. А Оля? – спросил Марк. А если ты? – ответил Лоллий. Зачастую – и это как раз наш случай – человеческая жизнь уподобляется античной трагедии. Человек лицом к лицу сталкивается с судьбой, не испытывающей к нему никакого сострадания и если и предоставляющей ему достойный выбор, то исключительно тот, который связан с опасностью, подчас смертельной. Марк взял Лоллия за руку и крепко ее сжал. Подумай, как я буду жить с мыслью, что мог бы спасти Олю, но предпочел собственное благополучие? Ты хочешь, чтобы твой сын оказался бесчестным? Что ж, смирился Лоллий и вспомнил. Так надлежит нам исполнить всякую правду. И Марк исполнит. Некоторое время со скорбной гордостью он думал о сыне и представлял его задержание и суд. Как его отец он имеет право выступить. Никто не может лишить его этого права, гневно подумал он. О, он бросит им в лицо обличительное слово. Ваша честь! (Посмотрим, какая у этого высохшего дерева честь.) Уважаемые присяжные заседатели! (Где их набрали? Отчего у них такие угрюмые лица?) Кого вы судите? Кто перед вами? Тут он укажет на скамью подсудимых, где сидит погруженный в невеселые мысли Марк. Вор? Вымогатель? Насильник? О нет. Это благородный человек, по одной-единственной причине взявшийся устроить мнимые похороны. Спросите его – зачем?

Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 168