тоже отправился в кочегарку, оставив Лехтинена в самом мрачном расположении духа.
Внизу, в кочегарке Джонита поджидал Иванов.
— Где ты прохлаждаешься? — сердито крикнул он кочегару. — Все уже давно спустились и работают, а ваше благородие ждать прикажете?
— Я объяснял трюмному, как следует убирать кубрик, — спокойно ответил Джонит. — У них здесь на «Пинеге» нет порядка. Под койками скоро заведутся змеиные гнезда. Вот пришла бы санитарная полиция, тогда…
— Довольно! — прервал его Иванов. — Ты бывал в плавании?
— Так же, как и ты.
Иванов от неожиданности заморгал глазами.
— Мы что, свиней вместе с тобой пасли? — загремел голос механика, отдаваясь по всем бункерам. — Какая я тебе ровня. Ты не знаешь, как надо разговаривать с начальством?
— Знаю, — хладнокровно ответил Джонит, завязывая шелковый платок аккуратным узлом. — Но я знаю и то, как должен обращаться ко мне незнакомый начальник, пока мы с ним не выпили на брудершафт. Сколько я ни служил на пароходах, там даже капитаны говорили мне «вы».
— И ты думаешь, что и здесь с тобой будут так же обращаться? — рассмеялся Иванов. Ему нравилось поведение Джонита, он почувствовал, что имеет дело с толковым парнем, но продолжал разыгрывать роль оскорбленного начальника.
— А ты думаешь, нет? — самоуверенно возразил Джонит. — Какие у меня будут обязанности?
— Посмотрим, что ты вообще умеешь делать.
— Например?
— Прежде всего, покажи, умеешь ли ты кидать уголь в топку.
Это было самым большим оскорблением, какое можно нанести опытному кочегару. Джонит побагровел от злости, но промолчал. Взяв лопату, он встал к угольной куче.
— В которую топку? — спросил только он.
Иванов с удовлетворением отметил, что у Джонита от волнения дрожат руки. Прекрасно, паренек, прекрасно, понервничай — и ты сразу же начнешь пороть горячку. Даже самые опытные кочегары, если их разозлить и если за каждым их движением наблюдает начальство, не могут правильно кидать уголь — лопата то ударяется ниже топки и уголь высыпается на пол, то взлетает выше и половина угля остается на лопате.
Джонит открыл топочную дверцу и приступил к работе. С первого же броска Иванов понял, что это опытный кочегар. Подхват угля на лопату, размах и сильный бросок — все движения были настолько рассчитаны и свободны, что лучшего нечего и желать. И всякий раз уголь ложился туда, куда хотел кочегар.
— Это было с правой стороны, — произнес Иванов. — Теперь пойдем к другому котлу и посмотрим, как ты работаешь с левой руки.
Многие хорошие и опытные кочегары не умеют кидать уголь с левой руки; если им приходится бросать уголь в топку слева, они переходят на другую сторону и кидают с правой руки, но каждый такой бросок требует затраты лишнего времени на переход и поворот.
Джонит перешел на другую сторону кочегарки, открыл топку крайней печи и доказал, что левой рукой он орудует так же ловко, как и правой.
«Замечательный парень, — порадовался про себя Иванов. — Я его постараюсь перетащить в свою смену».
— Ладно, — сурово произнес он. — Топить ты как будто умеешь, а вот как чистишь топку и держишь пар, это увидим в море. Скажи, за что ты меня давеча обругал? — вдруг спросил он. — Тебе, наверное, не нравится на этом пароходе? Хочешь сняться с якоря?
Джонит испытующе посмотрел на механика, затем, отвернувшись, сплюнул и стал подниматься по трапу вверх.
— Куда ты пошел? — спросил Иванов.
— Укладывать свой мешок.
— Зачем?
— Как — зачем? Или ты думаешь, что я буду ждать, пока меня вышвырнут? Я уже вижу, что мне здесь не служить. Так лучше заблаговременно уложить свои манатки и сказать «гудбай».
— Вот еще шальной! — обозлился Иванов. — Кто тебя вышвыривает, разве тебя гонят отсюда?
Джонит остановился на середине трапа и, недоумевая, уставился на механика.
— Вот как?
— Ну да, так. Ты будешь у меня в смене. А теперь пойдем в машинное отделение, и помоги мне у слесарного станка. Ты напильником работать умеешь?
— Напильником? Ха… — Джонит от души расхохотался. — На каком-то «датчанине» я отремонтировал динамо-машину…
До обеда Джонит работал в машинном отделении, затачивал напильником, пилил металл, смазывал, как заправский слесарь. Вскоре Иванов убедился, что Джониту можно кое-что поручать самостоятельно. Благодушно ворча, он поучал его, то и дело требуя подать то гаечный ключ, то отвертку или деталь машины, и ни разу Джонит не ошибся.
Во время обеда Джонит опять учинил скандал. Это произошло на палубе, у окна каюты первого механика. Там была насыпана куча шлака. Обычно шлак не выбрасывают до выхода судна в море, а там в первую же ночь кто-либо из трюмных сбрасывает его за борт. Но в портах запрещено выкидывать за борт какие бы то ни было отбросы, поэтому кучи шлака постепенно превращаются в настоящую помойку, куда моряки выбрасывают все: пустые консервные банки, кости, картофельные очистки, разбитые ламповые стекла и тому подобное. В теплую погоду гниющие остатки издают зловоние, и куча отбросов становится бичом экипажа.
Выйдя из кочегарки на палубу, Джонит увидел, как один из матросов выливает на шлак помои.
— Обожди, сосед! — крикнул он, подойдя к матросу. — Ты что сейчас сделал?
— А ты будто не видел? — огрызнулся матрос и собрался уходить.
— Погоди, дружок, не спеши, — Джонит схватил его за обшлаг. — Что тебе здесь, помойка, да? Черные вам, рогачам, лакеями, что ли, нанялись? Кому этот мусор за борт придется кидать? Трюмным. А кто сюда сейчас вылил помои? Ты. Так вот постарайся, чтобы они немедленно были отсюда убраны.
— Убирайся к черту! — выругался матрос, вырываясь от него. В руках Джонита остался кусок обшлага матроса.
— Еще неизвестно, кто из нас скорее уберется к черту, но мне сдается, что это будешь ты. Стоп, сосед… — Джонит, схватив матроса за плечи, подталкивал его к куче шлака. — Сию же минуту убери.
— Даже не подумаю.
Увесистая затрещина усадила матроса на только что вылитые помои.
— А теперь собираешься? — спросил Джонит.
— Я пожалуюсь штурману.
Еще зуботычина, от которой строптивый матрос растянулся на палубе во весь рост.
— А теперь пойдешь жаловаться?
Матрос с отвращением стал собирать помои. Кое-кто издали любовался необычной картиной, а первый механик Дембовский внимательно следил за Джонитом, который стоял над матросом, осыпая, его в виде поощрения самой изысканной бранью. Наконец Дембовский не выдержал и вышел на палубу.
— Что здесь происходит? — резко обратился он к Джониту.
— Уборка, чиф, — небрежно ответил Джонит, скрестив руки на груди. Почитателю военной выправки такое поведение показалось предосудительным, и он вскипел от злости.
— Хватит, — кивнул он матросу, — кончай это. Он уберет потом. Это обязанность кочегаров.
Джонит загородил матросу дорогу.
— Кончай, кончай, все равно тебе рано или
