class="p1">Саркастическим тоном Башир интересуется, неужели Майкл счастлив таким поступком.
– Нет, я не испытываю счастья от того, что свесил малыша из окна, нет. Но я был рад, что дал ребятам возможность просто помахать ему. Я тогда не осознал, что он за окном. Но держал его крепко, я бы не дал ему упасть. Я не идиот, я разумный человек. Невозможно достичь такого успеха и быть при этом глупым. (Он улыбается). Все делают ошибки, но тот случай – не ошибка, – говорит Майкл Баширу. Убеждая Башира в том, что в его поступке не было ничего дурного, что нет ничего плохого в укачивании ребёнка из окна, Майкл замечает, что если бы кто-нибудь ещё сделал то же самое, какой-нибудь другой известный в мире человек, "никто ничего бы не сказал".
Башир снова спрашивает о том, что произошло в Берлине. Он говорит, что малыш был укрыт, и фэны даже не смогли его разглядеть по-настоящему.
На это Майкл, отвечая, повысил голос:
– Я не хочу повторения истории с малышом Линдберга. Малютку Линдберга похитили, сына Чарльза Линдберга. Его отвезли в лес и сожгли[52]. Я не хочу такой же участи моим детям, поэтому я укрываю их лица. Я не хочу чтобы люди их видели. Пресса может быть очень жестокой. И я не желаю чтобы они выросли психически неуравновешенными из-за тех гадостей, что они [пресса] могут написать о них.
Башир решил смягчить разговор и напомнил Майклу о том, что когда они были в номере отеля, он бросал поклонникам подушки.
Джексон говорит, что всегда посылает фэнам подушки и одеяла, потому что людям приходится спать на улице, а там холодно. Он рассказывает, что просит охрану купить десять или пятнадцать пицц и посылает еду фэнам, потому что заботится о них. По ходу разговора Майкл похлопывает по коленям, словно в такт музыке.
Разумеется, Башир решает не останавливаться на этой позитивной ноте слишком долго. Он возвращает Майкла в его юность, упоминая что на подростковых фотографиях Майкла можно увидеть много прыщей на его лице.
– Для такого стеснительного человека, каким был я, это было даже хуже. Это было ужасно. Это было как болезнь [прыщики на лице]. Мне бывало так плохо, что я не мог выйти из комнаты, – рассказывает Майкл Баширу. Возвращаясь назад в те дни, он вспоминает, что не мог прийти на какую-то встречу, не проплакав перед этим за закрытыми дверями. Майкл объясняет, что не знал, как расположить к себе людей на важных деловых встречах, чувствуя себя при этом "рыбой, выброшенной из воды".
Башир заявляет, что ради победы над стеснительностью и смущением, вызванными внешним видом, Майкл решил изменить свою наружность.
Майкл отрицает, что его внешность изменилась радикально. Те перемены, что видят в нём люди, "называются переходным возрастом".
– Это взросление и связанные с ним перемены. Я не делал пластических операций на лице – за исключением носа – это помогло мне легче дышать и теперь я могу брать высокие ноты, – сказал Майкл.
Суперзвезда рассказывает, что пресса сочиняет о нём ложь, повторяя вновь, что он не оперировал свои глаза, подбородок, щёки. Он ссылается на других звёзд, делавших ринопластику, среди которых Мэрилин Монро и Элвис Пресли, и задаётся вопросом, почему пресса мучает его одного, ведь есть так много других, кто делал куда больше пластических операций.
– Им просто хочется придраться ко мне, – говорит Майкл, поднимая руки. – Шер столько раз делала операции – её зад, нос, зубы. Её никто не тревожит, и я люблю Шер. Я её люблю. Мы вместе занимаемся уходом за кожей.
Баширу не верится, что Майкл честен, когда говорит только об одной операции.
– Нет, нет, нет, – вносит ясность Майкл. – Я очень сильно обжёгся, и приходилось ложиться под нож в связи с этим. Но мой нос – я делал только две операции".
Башир ссылается на прошлые фото Майкла, утверждая, что он на них выглядит совсем по-другому.
– Нет, нет, нет. Я похож на своего деда, – отвечает Майкл, вновь повышая голос. – Пластическая хирургия создана не ради одного Майкла Джексона. Ею пользуются все.
Во время разговора Майкл прихлопывает руками в такт музыкальному ритму и заметно раздражён.
Башир спрашивает Майкла о его веках, заявляя, что что-то было сделано, чтобы придать Майклу более женственный вид.
– Я никогда ничего не делал со своими глазами, – отрезал Майкл. Он объясняет Баширу, что из-за того, что он изменил свой нос, который стал меньше, глаза теперь выглядят больше.
Башир спрашивает про щёки.
– Мои скулы? Нет. У моего отца такие же. В нас течёт индейская кровь, – отвечает Майкл.
Башир спрашивает про ямочку.
– Может, уже будем выше всего этого пластического трёпа? – спрашивает Майкл, сердясь. – Это темы для таблоидов. Но ты же выше этого. Ты уважаемый журналист. А опускаешься до таблоида. (Пауза). Это глупо.
Башир меняет тему, возвращаясь к Джо Джексону, напоминая Майклу о детстве и о том, что он однажды рассказывал, как ему хотелось убежать от отца.
– Я прятался, постоянно прятался. Он до сих пор не знает, но когда я заходил в комнату, где он был, мне становилось плохо, – вспоминает Майкл, рассказывая Баширу, что его отец излучал это[53], и он, скорее всего, так и не понял, как сильно пугал и обижал Майкла. Он называл отца гением, но всё равно было заметно, что он смертельно его боится.
Башир напоминает, что Джо причинял Майклу боль в его детстве.
Майкл говорит, что, возможно, у него не было бы той степени привязанности к детям, воспитывайся он по-другому.
Башир намекает, что некоторые думают: может, одержимость человека своим лицом исходит из его стрессового детства.
– Ну, я-то знаю, что у меня в голове, – сказал Майкл спокойно. – Вот и всё.
Баширу интересно, заходят ли люди слишком далеко в вопросах пластической хирургии.
Джексон говорит, что это всё ясно, но только у него на самом деле нет мнения на сей счёт, замечая, что практически все в Голливуде, все звёзды делали себе пластику.
В своём стремлении продолжать тему пластической хирургии, Башир спрашивает, почему именно Майкл Джексон выбран прессой в связи с этой темой.
– Барбара Уолтерс недавно снова сделала подтяжку лица. Она никогда не скажет об этом. Это можно увидеть, просто взглянув на неё, – говорит Майкл, перечисляя других людей, делавших подтяжку лица, среди которых
