страшилась Елизавету Андреевну потерять, потому как теряла уже, причём без надежды на возвращение, когда сразу после родов отдала малышку сестре, дабы имя своё честное не позорить. Уболтал её тогда Андрей, бесов сын, согласилась она Лизоньку им отдать, да боле подобное не повторится. Лиза её и жить будет с ней, и никак иначе!
Софья Витольдовна зло рубанула ладонью воздух, посмотрела на часы, досадуя, что Лиза мешкает, потянулась к колокольчику, прислугу позвать, да услышала голоса за спиной и поспешно опустилась в кресло, взяла в руку отчёт управляющего, словно ни о чём кроме дел поместья и не помышляла. В дверях появилась непривычно сияющая, словно именинница, Глафира, размашисто поклонилась, протараторила:
- Барыня, к Вам Елизавета Андреевна с Алексеем Михайловичем.
От этого вот короткого «с» по коже госпожи Абрамовой пробежал мороз, а грудь опять стянуло обручем предчувствие близкой беды.
- Чего застыла, проси, - сурово откликнулась барыня, откладывая отчёт, дабы бумага не выдала дрожания её пальцев.
- Слушаюсь, - прошелестела служанка и широко распахнула дверь, словно пред императорской четой. – Прошу!
В комнату, рука об руку, словно новобрачные, вплыли Лиза и следователь, почтительно поклонились, дождались снисходительного кивка, после чего господин Корсаров усадил Лизоньку в кресло, а сам садиться не стал, рядом встал.
«Значит беседа будет серьёзной, - догадалась Софья Витольдовна с тоской, - ох, пронеси господи, не дай свершиться непоправимому!»
- Софья Витольдовна, - Алексей Михайлович держался молодцом, волнения было почти не заметно, лишь левая рука время от времени принималась теребить пуговицу пиджака, - я прошу у Вас руки Вашей… - следователь споткнулся, тем самым обнаружив, что знает о тайне госпожи Абрамовой, и подписывая себе окончательный приговор, - воспитанницы Елизаветы Андреевны Соколовой.
- Пожалуйста, тётушка, - глаза Лизы сияли счастием, и госпожа Абрамова невольно ощутила отравляющий укол ревности и зависти, ведь её, Софьина, красота облетает осенними листьями, да и пора любви исчезла безвозвратно. – Благословите нас!
Софья Витольдовна сердито сверкнула глазами, засопела неодобрительно, губы поджала, взирая на молодых людей со строгостью неподкупного судьи:
- А ну-ка, сказывайте, с чего вдруг так скоропостижно благословение потребовалось? Али до греха дошло?
- В любви греха нет, - негромко ответил Алексей и обнял Лизу, прижал к себе, щедро делясь с барышней силой и спокойствием.
Госпожа Абрамова тяжело поднялась из кресла, заложила руки за спину, что всегда указывало на дурное настроение, прошлась по комнате, нарочито не глядя на Лизу и её избранника, затем круто повернулась на каблуках, вперилась тяжёлым, точно могильная плита, взором в лицо господину Корсарову:
- После свадьбы, коли благословение дам, где с молодой супругой жить станете?
Алексей Михайлович не раздумывал ни единой минуты, ответил прямо, без лукавства, уверенно глядя на будущую родственницу:
- Лиза будет жить со мной.
- Долг жены следовать за своим мужем, куда бы он ни направлялся, - поддержала жениха Лиза. – Вы же сами мне это частенько повторяли, тётушка.
Софья Витольдовна скрипнула зубами, на миг в глазах её полыхнул недобрый огонь, но голос остался прохладно-ровным, беды не предвещающим:
- Найдёшь супостата, что на Лизу искушается, так и быть, дам вам своё благословение. А коли нет, - голос госпожи Абьрамовой загремел, словно пушка во время сражения, - выгоню вон и прикажу слугам не пускать боле!
- Тётушка, - возмутилась Лиза, но Софья Витольдовна резко оборвала её:
- Мала ещё, учить меня! Ты со своим женихом сначала разберись, а то ишь, распутница, двум сразу голову вскружила, стыдодейка! Как бы они из-за тебя стреляться не стали! Разве я этому тебя учила? Что, дурная папашина кровь взыграла?!
- Идём, Лиза, - Алексей взял невесту за руку и вывел из комнаты. – Не плачь, всё образуется, так или иначе.
- Не даст тётушка нам своего благословения, - горестно хлюпнула носиком Лиза.
Корсаров прижал девушку к себе, поцелуем осушил слезинку на щеке, шепнул нежно:
- А разве ты меня без благословения любить меньше станешь?
- Нет, что ты!
- И я тебя тоже. А со временем тётушка успокоится и поймёт нас, - Алексей большими пальцами погладил щёчки Лизоньки, чуть коснулся поцелуем уголка губ. – Не плачь, солнышко, я никому не дам тебя в обиду.
Елизавета Андреевна плавилась от нежности в объятиях жениха, сгорала от страсти и только взглядом могла выразить всю свою любовь и нежность, слова разбегались, раскатывались, словно маленькие бусинки, да и был ли в них смысл, если всё, что нужно, уже давно промолвило сердце, ставшее одним на двоих, и дыхание, тоже единое. Только вот совесть жалила, отравляя миг блаженства напоминанием о Петеньке, с коим, хочешь или нет, нужно было объясниться. Лиза вздохнула и осторожно отступила в сторону, покидая такие родные и уютные объятия:
- Я должна поговорить с Петенькой.
- Я могу, - начал было Алексей, но Елизавета Андреевна прижала пальчики к его губам и решительно покачала головой:
- Нет, Алёшенька, я сама. Этот разговор должен пройти tete-a-tete, понимаешь?
Корсаров всё прекрасно понимал, только вот сердце, взявшее за последние дни слишком много воли, никак не желало допускать подобной беседы. Что это, ревность? Вполне возможно, но больше смутное беспокойство походило на предчувствие неприятностей, даже какой-то большой беды, словно где-то там, за пока ещё безоблачным горизонтом уже появилась и начала расти чёрная туча, предвестница бури. Усилием воли Алексей Михайлович отогнал неприятные ощущения, поцеловал любимую и улыбнулся:
- Ну что ж, если ты так решила, спорить не буду. Займусь поисками душегуба.
Лиза погладила жениха по щеке:
- Удачи, милый. Уверена: ты справишься.
Лиза
Я решила не мешкать и как можно скорее объясниться с Петенькой. Признаться, я чувствовала себя виноватой перед ним, тётушка права, я вскружила Пете голову, а ведь он такой доверчивый и наивный! И не его вина, что он проигрывает Алёшеньке, ведь тот настоящий мужчина, а Петенька пока юноша, маленький ещё, но обязательно вырастет и станет очаровательным мужчиной, настоящей грозой девичьих сердец! Надеюсь, он сумеет меня простить, хотя бы со временем.
Я вздохнула и окликнула Глафиру, которая суетилась, убирая дом после бала:
- Глаша, ты не видела Петра Игнатьевича?
Горничная отложила тряпку, которой протирала пыль, и почтительно поклонилась:
- Видела, барышня, Пётр Игнатьевич в библиотеке.
Я уже повернулась, чтобы направиться в библиотеку, когда Глафира неуверенно окликнула меня:
- Барышня…
- Что? – я
