для его авторитета на Руси был бы слишком велик. Именно поэтому он решился перевести переговоры в «активную фазу» и своей военной силой выдвинулся к Херсонской феме, демонстрируя захватом Корсуни свои военные возможности. Трудно сказать, насколько это оказалось убедительно для Константинополя.
Думается, что более действенным для Василия II оказалось иное – возрождение «Дамоклова меча»! Освободившийся из заточения Барда Склир поднял новый мятеж против братьев-императоров.
Глава 20. Херсонес
Жена погибшего в Авидосской битве Барды Фоки сразу после получения трагической вести освободила из-под стражи Барду Склира, который был заключен туда ее мужем из-за духа непримиримого соперничества. Старый военачальник, которому было лет семьдесят, не утратил своих выдающихся качеств, и, в то самое время, когда Василий II в Константинополе праздновал победу и исполнялся решимости не выполнять своих обещаний в отношении князя Владимира Святославича, в Малой Азии возглавил мятежников. Вместе со своими сподвижниками он «образовал… армию, не уступающую войску Фоки», которая «стала… ничуть не меньшей угрозой». Василий II после Авидоса благоразумно поостерегся преследовать противника и углубляться в гористые ущелья Малой Азии; это благоразумие имело и обратную сторону – значительная часть войска погибшего Варды Фоки уцелела и жаждала реванша. Если бы император после Авидоса проявил великодушие, обещая в день своего триумфа прощение всех мятежников и забвение их заблуждений, то он, возможно, смог бы тем самым положить конец эпохе мятежей или минимизировать возможный рецидив. Но великодушия не было среди достоинств Василия П. Своей непримиримостью он не оставил для мятежников иного пути, как идти до конца, тем более что за исключением небольшой полоски пропонтидского побережья вся азиатская часть империи оставалась вне контроля императора.
Что мог ожидать от жизни после выхода из узилища, на что мог надеяться тот же Барда Склир, которому непреклонностью Василия II была буквально навязана роль лидера очередного мятежа? Ведь если тюремное заключение еще позволяло, при благосклонности императора, оправдать поведение Барды Склира в 987-988 годах, то на старом полководце «висел» еще и мятеж десятилетней давности. Вряд ли Склир мог рассчитывать, что заключение в багдадском зиндане у Хосрова будет зачтено ему Василием II за искупление. Возможности же затеряться в восточных фемах и, «выйдя из игры», незаметно дожить остаток дней на покое у человека такой биографии и значимости, как Барда Склир, просто не было. Он среди мятежников был самой масштабной и без преувеличения легендарной фигурой, тем центром притяжения, к которому немедленно оказались обращены взоры тех, кто после Авидоса вдруг оказался без вождя. Долгая жизнь, неудачи и годы заточений не сломили Склира, но болезни брали свое, он стал слепнуть и внутренне был готов примириться с Василием П. В конце концов это он и сделает в 989 году, но могло это состояться и годом ранее. Василий II упустил тогда возможность лишить мятежников нового лидера и сам спровоцировал продолжение мятежа.
Склиру не составило труда восстановить армию и установить контроль над восточными фемами. При этом он был «явно более сведущ и изобретателен в том, что касается полководческого искусства», чем покойный Барда Фока. В своей жизни Склир много рисковал и, выигрывая сражения, проигрывал стратегически, не раз из-за своего героизма оказываясь на грани гибели. Склир был слишком стар, слишком многое видел и пережил за свою жизнь, чтобы полагать войну самоцелью.
Пожалуй, теперь для него война стала средством политического торга. Ведь он не имел какой-то особой политической программы. Он, конечно, был авантюрист и честолюбец, но он так же был и искренний патриот Византии, настоящий «солдат империи». Его честолюбие не позволяло ему стать «проигравшим», а патриотизм указывал, что внутренние войны опасно ослабляют империю и радуют ее врагов – он хорошо понял это за время вынужденного пребывания в хамданидском Багдаде. Он не мог не понимать, что разделить империю на «Европейскую» и «Азиатскую» – значит погубить ее! Сдаться Барда Склир не мог. Михаил Пселл писал, что Склир «покорял людей своей доброжелательностью, обязывал благодеяниями, спаял друг с другом, ел с ними из одного котла и пил из одного кубка, каждого звал по имени и удостаивал похвалы». Он не мог предать поверивших в него людей. Но продолжение мятежа имело уже иную цель – не захват престола или разделение империи, а с тем, чтобы вынудить императора пойти «на мировую». Великодушия от такого правителя, как Василий II ожидать не приходилось, но от него, умевшего учиться, можно было ожидать компромисса. Склир не станет искать с императором открытого сражения. Впрочем, и Василий II тоже не слишком то стремился к активным военным действиям, видимо, интуитивно понимая различие между Фокой и Склиром.
Сколь долго могло длиться противостояние – было не понятно. Но что не могло не тревожить Василия II, так это то, что положение Барды Склира становилось все более прочным, и в Константинополе закрадывалась нехорошая мысль, что так вот, чего доброго, Склир и «пересидит» императора. А вот положение Василия II и его правительства имело тревожные перспективы. В Константинополе, огромном городе с более чем полумиллионным населением, зависимым от постоянного подвоза хлеба, из-за политики Склира могли вскоре начаться проблемы с продовольствием. В этой ситуации особенно важным было функционирование торговых отношений с Русью, поскольку именно русские купцы снабжали империю сравнительно дешевым зерном. Но с этим тоже возникли проблемы.
Если разгром Фоки состоялся в апреле, то, что восстание продолжается, стало очевидно в начале лета. Именно в это время Василий II успел испортить отношения с Владимиром Святославичем. Надо полагать, что согласно договоренности предоставив Василию II необходимые ему дружины осенью 987 года, в Киеве ожидали исполнения византийцами своей части договора с началом новой навигации. Но ни в мае, ни в июне 988 года базилисса Анна не явилась в Киев. Зато византийские послы стали плести паутину из слов, стремясь на неопределенное время отложить династический брак. Отложить – значит, по существу, отменить. Послы из Константинополя выдвигали то одно, то другое условие, еще не зная, что в восточных фемах мятежники сплачивались вокруг Барды Склира. Византийцы умели вести долгие переговоры и привыкли, что сам их факт парализует их партнеров. Но из того, как стали разворачиваться события, Владимир Святославич оказался для византийцев фигурой неожиданной. Как только он понял, что его хотят «обвести вокруг пальца», сразу перевел «диалог» с империей в иную плоскость. Русские лодьи вынесли киевские дружины из устья Днепра прямо под стены Корсуни.
Кстати, блокада Корсуни и ее взятие предполагают, что к этому походу в Киеве загодя подготовились. Как ни мобильны были русские воины, однако война, предполагающая перемещение на значительные расстояния,
