— Ты как?
— Никак. Сам попробуй родить, потом спрашивай, — огрызнулась дочь.
— Ничего, скоро все забудется, а счастье останется.
— Да, уж, счастье, — скривилась Марина. — Орать, жрать и срать — единственное, на что оно годно.
— Все такими были и ты не исключение, — возразил отец, подходя к кроватке и жадно вглядываясь в личико внука. — Внучек, радость моя, иди-ка ко мне на ручки.
— Земов вынул ребенка из кроватки и осторожно прижимая, подошел к Марине.
— Твой сын, Марина, посмотри, какой он красивый!
Женщина сморщилась и демонстративно отвернулась.
— Убери, у меня все болит, я не в состоянии сейчас за ним ухаживать.
Анатолий посмотрел на дочь, вздохнул и перевел взгляд на малыша.
Ребенок спал, время от времени морща лобик и хлопая губками. Такой маленький, беззащитный, родной… Никому ты не нужен, малыш: ни отцу, который вообще неизвестно кто, ни матери, которая любит только себя. Но нет, есть дедушка, дед тебя никому в обиду не даст, даже твоей матери. Что ж, Марина сама напросилась.
Через пару дней женщина уже отлично себя чувствовала, но по-прежнему к ребенку не подходила, и кормить его отказалась наотрез. Вот еще — испортить форму груди и привязаться к дому. Если ребенок станет пить ее молоко, она больше, чем на час никуда отойти не сможет. Нет уж, на фиг, на фиг! Полно смесей, вырастет, никуда не денется!
На четвертый день перед выпиской Марине медсестра принесла на подпись кучу бумаг — она мельком глянула верхний и следующий листы — договор с клиникой, счет на оплату клиники — всякая ерунда. Торопясь скорее отвязаться, женщина все подписала, подхватила свои вещи и направилась на выход. Ребенка принял отец, вещи она сунула кому-то из охранников, первая залезла в машину и удобно расположилась на переднем сидении.
— Мариш, может быть, лучше назад сядешь? Сережку подержишь? — предложил отец.
— Не хочу, — ответила дочь. — Сам туда садись и сам держи. Уже и имя дал?
— А как же, и имя и свидетельство выписали, — кивнул отец. — Нельзя человеку без документов!
— Меня даже не спросил, может, я другое имя хотела ему дать?
— Хотела бы — назвала бы, — возразил отец. — Ты к нему лишний раз подойти не хочешь, видеть его не желаешь, так что уж извини, сам назвал и все оформил.
Первое время, пока не перегорело молоко, Марина сидела дома, потом постепенно стала выбираться, пока избегая мест, где могла бы встретиться с прежними знакомыми. Хотелось сначала привести в порядок фигуру, а потом уж возвращаться в свет. Хоть везде за ней тенью таскался один из папенькиных дуболомов, запрет на поездки не следовал, поэтому женщина воспряла духом. Отец крутился по работе, а дома все свободное время зависал в детской. И что там можно делать, удивлялась Марина, когда чудовище, то спит, то ест и больше ни на что не годно? Ладно, пусть крепче привязывается, ей это только на руку.
Дуболом Григорий в ее дела не вмешивался, просто неизменно находился рядом и Марина, волей-неволей обращала на него внимание. Здоровый, молчаливый, эх, с таким бы на ночку-другую… Но только с защитой, больше она в эти игры не играет!
Прошло два месяца, организм восстановился, что подтвердил гинеколог, подбирая ей средства контрацепции, можно было возвращаться в «большой секс».
Первым делом Марина сделала то, что давно хотелось — затащила в свою комнату дуболома Гришу и тот, к ее радости, не подкачал. Правда, особой нежности не было, но, как оказалось, Марине больше нравилось, когда ее подчиняли, жаль, она раньше до такого не додумалась. Сутки сплошного секса, дуболом, казалось, был всегда готов, давно она так не наслаждалась!
Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошел отец, Марина пискнула и спрятала лицо за мощным телом Гриши, который двигаться перестал, но никаких попыток прикрыться или хотя бы слезть с дочери шефа даже не предпринял.
— Ну, ну и что тут у нас? — поинтересовался отец. — Познакомишь с зятем, дочка?
— С к-каким зятем? — из-за плеча дуболома спросила Марина.
— С которым ты гимнастикой занимаешься, — ответил отец. — Как тебя, напомни?
— Григорий Сомов.
— Ага, он самый. Ну, вы или разлепитесь уже или заканчивайте быстрее и выходите в гостиную, — проговорил Анатолий. — Я там подожду.
Марина лихорадочно одевалась, Григорий не спешил, но наконец, оба были готовы, и вышли в гостиную, где ждал Земов.
— Ну, что ж, поговорим? — начал отец. — Я так понимаю, Марина, Григорий тебе нравится?
— Причем тут это? — насторожилась дочь.
— Как причем? Спите вместе, значит, муж и жена, так у людей заведено. Праздновать будем или обойдемся чаепитием?
— Э, папа, ты ничего не перепутал? Я свое согласие не давала и не дам! Придумал тоже, замуж за этого, — Марина презрительно посмотрела на любовника.
— Раньше надо было думать, прежде его в койку тащить, — невозмутимо изрек Анатолий. — Я долго терпел, ждал, когда ты утихомиришься, но, видно, не дождаться мне. Поэтому ты уже замужем за Григорием, жить будете в гостевом доме, я его вам дарю. Думаю, у него лучше получится научить тебя уму-разуму.
— Папа! Ты не можешь!!! Как это Уже замужем»? Я никогда не подпишу и не соглашусь! И внука, ты его не получишь, заберу, отберу, — бесновалась Марина.
— На каком основании ты отберешь Сережу? — удивленно спросил Земов.
— Как это, — на каком? Я его мать!
— Надо же, вспомнила. Да поздно. Ты же отказалась от сына еще в роддоме, так что не имеешь на него теперь никаких прав.
— Что? Ты… Я ничего не подписывала!
— Подписывала. Ну, вспомнила? — спокойно спросил Анатолий.
— Ты, ты! Обманул, силком заставил! Я в суд! — Марина взвилась с места, но Григорий тут же обхватил ее ручищами и без напряжения вернул на место. — Отпусти, ты, обезьяна!
Мужчина вздохнул, и слегка встряхнул женщину, так, что у нее клацнули зубы. Марина айкнула и притихла, с ужасом глядя то на Григория, то на отца.
— Не советую оскорблять мужа, — покачал головой Анатолий. — Муж не отец, терпеть не станет.
— Ты! Вы! Любой суд!
— А деньги на суд у тебя есть? — вкрадчиво поинтересовался Земов. — Правильно, деньги у меня и вон, у Григория. Так что, лучше не дергайся. Деньгами не обижу, со всем помогу, но тебе придется все блага теперь получать непосредственно от мужа. Учись договариваться и быть хорошей женой.
— Я не дам своего согласия на свадьбу! И отсужу у тебя своего сына.
— Эх, Марина, — покачал головой отец и кинул на стол две бумаги — по виду, ксерокопии. — Ничему-то тебя жизнь не научила.
— Что это? — Марина с опаской смотрела на листы.
