Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Мемами могут быть как хорошие идеи, хорошие мелодии, хорошие стихи, так и бессмысленные мантры. Все, что распространяется путем воспроизведения, подобно тому как гены распространяются при помощи размножения организмов или посредством вирусной инфекции, — это мемы. Они интересны главным образом тем, что между ними, по крайней мере теоретически, возможен истинный дарвиновский отбор, аналогичный хорошо знакомому нам отбору между генами. Если мем распространяется, это значит, что ему свойственно хорошо это делать. Как в истории, рассказанной Деннетом, так и у меня с женой изводившим нас мотивом было танго. Быть может, в самом ритме танго есть что-то назойливое? Что ж, тут нужны дополнительные доказательства. Но сама идея, что одни мемы могут быть заразительнее других, выглядит довольно здравой.
Как и в случае с генами, мы можем ожидать, что мир будут наводнять такие мемы, которые особенно хорошо умеют производить собственные копии, передавая их от мозга к мозгу. Можно заметить, что у некоторых мемов, как у стишка из рассказа Марка Твена, это свойство наличествует как данность, пусть даже его причина с трудом поддается анализу. Чтобы запустить процесс дарвиновского отбора, достаточно того, чтобы мемы отличались друг от друга по своей инфективности. Иногда удается выяснить, что именно помогает мему распространяться. Так, Деннет отмечает, что мем теории заговора обладает встроенным ответом на возражение об отсутствии доказательств того, что заговор существует: «Ну конечно же их нет — вот до чего могущественен этот заговор!»
Гену, чтобы распространиться, достаточно быть просто эффективным паразитом, как в случае вирусов. Нам с вами такое распространение ради распространения может казаться делом довольно-таки бессмысленным, но природа не интересуется ни нашими мнениями, ни смыслом, ни чем-либо еще. Если некий фрагмент генетического кода обладает нужными для этого свойствами, он распространяется, и все тут. Также гены могут распространяться и на более, как нам кажется, «законных» основаниях — скажем, повышая остроту зрения у ястреба. Именно такие гены обычно первыми приходят на ум, когда мы рассуждаем о дарвинизме. В своей книге «Восхождение на гору Невероятности» я излагаю мысль, что и ДНК слона, и ДНК вируса представляют собой разновидности программы «Скопируй меня». Различие только в том, что в одной из них содержится фантастическое по объему отступление: «Скопируй меня, но для этого сначала изготовь слона». Тем не менее обе эти программы распространяются потому, что они, каждая по-своему, хорошо умеют распространяться. То же самое верно и для мемов. Прилипчивые танго выживают в головном мозге — и заражают другие мозги — исключительно по причине своей эффективности как паразитов. Они располагаются ближе к «вирусному» краю спектра. Великие философские идеи, блестящие открытия в математике, искусные приемы завязывания узлов или изготовления керамики выживают в мемофонде по причинам, более близким к «законному» — или «слоновьему» — краю нашей дарвиновской палитры.
Мемы не могли бы распространяться, не будь у особей полезной биологической склонности к подражательству. У традиционного естественного отбора, идущего на уровне генов, было немало веских оснований поддерживать эту склонность. Генетическая предрасположенность к имитации открывает индивидууму кратчайший путь к навыкам, которыми другие овладевали, быть может, постепенно и с трудом. Ярчайший пример такого навыка — умение открывать молочные бутылки, распространившееся среди синиц (европейского эквивалента американских гаичек). В Британии молоко к порогам домов доставляется очень ранним утром и обычно какое-то время стоит там, пока его не заберут. Маленьким пичужкам под силу пробить клювом крышку бутылки, но это совсем не типичное занятие для птицы. И однако же среди обыкновенных лазоревок пронеслась целая серия эпидемий нападения на бутылочные крышки — напасти, распространявшейся по всей Британии из отдельных географических точек. «Эпидемия» — слово как нельзя более подходящее. В 1940-е годы зоологам Джеймсу Фишеру и Роберту Хайнду удалось проследить и задокументировать имитационное распространение этого навыка из точечных центров, где он был, по-видимому, открыт несколькими отдельными птицами — светочами изобретательности и основоположниками меметической эпидемии.
Похожие истории можно рассказать и про шимпанзе. Они обучаются выуживать термитов из термитника при помощи прутиков именно путем подражания. То же самое касается и умения колоть камнями орехи на деревянной или каменной наковальне, которое в одних регионах Западной Африки встречается, а в других нет. Несомненно, что наши предки-гоминиды обучались жизненно необходимым навыкам, подражая друг другу. В сохранившихся доныне племенных группах все такие умения, как рыбная ловля, сооружение хижин, гончарное дело, разведение огня, приготовление пищи и ковка металлов, приобретаются подражанием. Династии мастеров и подмастерьев — это меметический аналог генетических родословных, ведущих от предков к потомкам. Зоолог Джонатан Кингдон высказал предположение, что некоторые навыки наших предков возникли из подражания другим животным. Например, паутина могла вдохновить первобытного человека на плетение рыболовных сетей и витье веревок, а гнезда ткачиков — на придумывание узлов и сооружение шалашей.
Насколько можно судить, мемы, в отличие от генов, не объединяются друг с другом, чтобы строить гигантские «транспортные средства» — организмы — для совместного проживания и выживания. Мемы используют транспортные средства, построенные генами (если оставить в стороне высказанную кем-то идею, что интернет — это экипаж для мемов). Но данное обстоятельство ничуть не уменьшает способности мемов манипулировать поведением живых организмов. Параллель между генетической и меметической эволюцией становится интересной, если вспомнить о выводах, к которым мы пришли, когда рассуждали об «эгоистическом сотрудничестве». Подобно генам, мемы лучше выживают в присутствии некоторых других мемов. Присутствие одних мемов может делать разум более восприимчивым к каким-то другим определенным мемам. Как генофонд вида постепенно превращается в картель сотрудничающих друг с другом генов, точно так же и общность сознаний — «культура», «традиция» — превращается в картель сотрудничающих друг с другом мемов, или, как его называют, мемокомплекс. Здесь тоже, как и в случае с генами, будет ошибкой считать весь картель единицей, которая подвергается отбору как нераздельное целое. Правильнее рассматривать его как совокупность мемов, действующих заодно, каждый из которых принимает участие в создании среды, благоприятной для других участников альянса. На мой взгляд, в этой идее — что любая культура, традиция, религия или система политических взглядов формируется в соответствии с моделью «эгоистического сотрудничества» — кроется, как минимум, важное зерно истины.
Деннет создает живой и яркий образ человеческого разума как питомника для мемов, где они кишмя кишат. Он даже заходит еще дальше, отстаивая гипотезу, что «человеческое сознание само — огромный комплекс мемов». Деннет убедительно и подробно излагает эту идею, а также многие другие, в своей книге «Объясненное сознание» (1991 г.). У меня вряд ли получится вкратце изложить весь сложный ход его рассуждений, так что удовольствуюсь одной характерной цитатой:
То пристанище, где всем мемам жизненно необходимо оказаться, — это человеческий разум. Однако сам по себе человеческий разум — артефакт, который возникает в тот момент, когда мемы реорганизуют головной мозг, чтобы он стал более удобным вместилищем для мемов. Каналы входа и выхода данных преобразуются, адаптируясь к местным условиям, и поддерживаются всевозможными искусственными приспособлениями, повышающими точность и частоту репликации: сознание урожденного китайца разительно отличается от сознания урожденного француза, а сознание образованного человека — от сознания человека неграмотного. Взамен мемы предоставляют организмам, в которых квартируют, неисчислимый набор преимуществ, сдобренный некоторым количеством троянских коней… Но если это правда, что человеческий разум сам по себе в очень большой степени является продуктом деятельности мемов, то мы больше не можем придерживаться поляризованной точки зрения, рассматривавшейся нами ранее: мы не можем говорить о «мемах против нас», поскольку более ранние инвазии мемов сыграли определяющую роль в формировании того, кто мы есть.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
