— Если кто-нибудь меня слышит, скажите Рейну, что я люблю его! Скажите, что я всегда его любила! Скажите, что всегда буду его любить!
— Ты можешь сказать это ему лично, — раздался низкий мужской голос.
— Рейн!
Она не могла рассмотреть его лицо сквозь одеяло, накинутое ему на голову, но она безошибочно узнала направлявшийся к ней силуэт. Он обернул ее во второе влажное одеяло. Он не стал дожидаться ее ответа, не знал, что ее охватила огромная надежда и еще больший страх — страх, что Рейн может погибнуть здесь вместе с ней.
Уверенная, что в любой момент они оба могут умереть, она почувствовала, как Рейн обнял ее, заставляя идти сквозь огонь, потом поднял на руки, пронес через стену пламени и вниз по лестнице.
Жар обжег ее легкие и подпалил волоски на руках. Мокрое одеяло шипело, но Рейн шел не останавливаясь. Кашляя, хватая ртом воздух, он вступил на охваченную пламенем лестницу, доски подломились под его тяжелыми шагами. Джоселин вскрикнула. Рейн выругался, восстановил равновесие, перепрыгнул через сгоревший пролет, потом еще.
На другом этаже дела обстояли не лучше — их окружала масса из тлеющих обоев и ковров. Но Рейн не замедлил шага, его сильные ноги несли их вперед. Когда тяжелый дым рассеялся, они спустились по последнему пролету лестницы под радостные возгласы слуг и рыдания Александры.
Броуни и Такер тоже были там, их лица стали черными от копоти, они кричали от радости.
— Здорово сделано, хозяин. Вы спасли мою девчонку, — Броуни смахнул слезу, а Такер рассмеялся.
— Теперь это моя девчонка, — ревниво заявил Рейн и потребовал, чтобы все поскорее вышли в безопасное место. Он остановился, только когда оказался на свежем воздухе. Слуги вернулись тушить пожар, который начал уже утихать, столкнувшись с мощными каменными стенами более старой частей дома.
Через широкое плечо Рейна Джоселин смотрела на угасавшее пламя. Когда они оказались в безопасности, он остановился под раскидистым платаном и осторожно поставил ее на ноги.
— С тобой все в порядке?
— Ты пришел за мной, — тихо произнесла Джоселин. — Как раз в тот момент, когда я потеряла последнюю надежду, ты пришел.
Рейн целовал ее глаза, нос, губы.
— Я пришел за тобой, как приходил и прежде. Как всегда буду приходить. Я посвящу всю свою жизнь твоей защите, Джо.
— Я люблю тебя, Рейн. Я так тебя люблю, — она прижала ладонь к его щеке и ощутила колючие волосы отросшей за день бороды. — Я говорю это от всего сердца. Я всегда тебя любила. Даже когда я не хотела тебя любить, я не могла побороть это чувство. Я всегда буду тебя любить, Рейн.
Рейн обнял ее еще крепче и поцеловал в губы.
— Я уже думал, что потерял тебя, — он вздрогнул. — Я никогда так не боялся.
Рейн сел под деревом и усадил ее себе на колени. Он поцеловал ее макушку.
— Повтори-ка все это еще раз.
Джо ласково улыбнулась ему.
— Я люблю тебя. Я должна была сказать тебе это раньше. Я хотела сказать тебе это, когда мы были в городе.
Рейн нежно поцеловал ее, потом немного отодвинулся.
— Мне нужно тебе кое-что сообщить. Я готов все отдать, чтобы мне не пришлось этого говорить.
Она взглянула ему в лицо.
— Это был твой отец, Джо. Тот человек, который в меня стрелял.
— Отец? Но…
— Он тогда не погиб в огне. Его тело, по крайней мере, пережило это испытание, к несчастью, этого нельзя сказать о его рассудке.
— М-мой отец пытался тебя убить?
Рейн кивнул.
— Малком оказался прав. Мы не там искали. Когда он расспросил Бэркли Петерса, он узнал, что случилось на самом деле. Петерс скрывал безумие твоего отца.
Он как можно мягче рассказал ей о том, что ее отец сидел в сумасшедшем доме, но бежал.
— В том состоянии, в котором он находился, сэр Генри был не в силах отличить меня от моего отца, мы оба в его глазах были в ответе за воображаемые преступления. И это он поджег дом, Джо.
— Что?
— Твой отец поджег дом. Мы с Малкомом уехали в Кингсбюри в надежде его найти. Но, добравшись туда, узнали, что он уже уехал. Мы поняли, что он направился сюда, но уверенности в этом не было. К тому времени, когда мы проследили его окольный путь, он опережал нас уже на несколько часов. Я опрометчиво полагал, что в мое отсутствие ты будешь в безопасности. Мне никогда не приходило в голову, что он может совершить что-либо подобное.
Он обернулся на дымящиеся развалины западного крыла, еще вспыхивавшие местами красными огнями.
— Я могу лишь благодарить Бога, что не опоздал.
Джоселин прижала дрожащие пальцы к вискам. У нее на сердце лежал камень, оно невыносимо болело.
— Где он?
Рейн подбадривающе обнял ее.
— Он остался там, Джо. Малком видел, как он вошел в дом. Он был весь покрыт страшными шрамами, ошибиться было невозможно.
Джоселин вздрогнула.
— Боже милосердный.
— Малком пытался его найти, но не думаю, что сэру Генри удалось выйти оттуда живым. На него упала балка. Харви считает, что сэр Генри умер еще до того, как до него добралось пламя.
Пальцы Джоселин вцепились в лацканы сюртука Рейна. Она зарылась лицом в его рубашку, слезы текли у нее по щекам.
— Не стесняйся, дорогая. Выплачь это горе. Теперь прошлое позади. Как только ты его забудешь, мы сможем двигаться дальше.
Джоселин вгляделась в красивое лицо мужа. Несмотря на усталость и черную копоть, оно в каждой черточке выражало любовь и беспокойство за нее. Она знала, что такая же любовь горит и в ее сердце.
— Я люблю тебя, Рейн.
Он нежно поцеловал ее.
— Мне никогда не надоест слышать это от тебя.
— Я люблю тебя, — повторила она. Рейн поцеловал ее, радуясь, что это правда.
Эпилог
Ямайка, 1809 год
Раздался еще один ужасный крик, потом еще и еще, все громче и громче.
— Уже почти все, — утешала Джоселин, вытирая пот со лба Читы. — Просто продолжай толкать. Все идет прекрасно.
— Уже показалась головка, — объявила Долли. — Худшее позади, милочка. Еще один толчок и все.
Чита повиновалась, тяжело дыша и борясь с ужасной болью. Хотя это были уже вторые ее роды, они шли труднее, чем предыдущие. Ее дочка появилась на свет сравнительно легко. А этот сильный ребенок Пауло был куда упрямее.
— Толкай! — приказала Джо.
— Я толкаю, — измученная и отчаявшаяся Чита разразилась потоком испанских ругательств, но еще одно усилие дало результат. Маленькое тельце скользнуло в подставленные Долли руки.
