Тем временем камни Крэг-Дона стали вращаться еще стремительнее.
Корум увидел, как Гоффанон, невесть откуда оказавшийся за спиной Гейнора, схватил его за запястье. Но Гейнор, резко развернувшись, освободился от его хватки и навес кузнецу удар, предназначавшийся Коруму.
Предатель вновь поразил Гоффанона, крепко засев в его теле. Тем временем Гейнор так же отчаянно понесся прочь к выбежал за пределы последнего круга.
Корум подполз к Гоффанону. Рана, нанесенная сидхи, была серьезной. Кровь кузнеца лилась из раны рекой, напитывая собой мерзлую землю Корум вытащил серебристый клинок из раны и положил огромную голову Гоффанона себе на колени. Кровь уже отхлынула от лица Гоффанона. Сидхи умирал. Ему оставалось жить всего несколько минут.
Гоффанон произнес:
— Ты хорошо назвал свой меч, Вадаг. Да и меч удался на славу.
— Гоффанон… — начал было Корум, но карлик покачал головой.
— Я хочу умереть. Устал я от этого мира. Для таких, как мы, Вадаг, здесь места нет. По крайней мере сейчас. Они еще не понимают того, что болезнь, принесенная в этот мир Малибаном, не уйдет вместе с ним. Постарайся уйти отсюда…
— Я не могу уйти, — ответил Корум, — здесь живет та, кого я люблю.
— Что до этого… — слова Гоффанона перешли в кашель. Взгляд его застыл, глаза закрылись. Кузнец умер.
Корум медленно поднялся с колен, он уже не замечал ветра, ревущего Вокруг. Фой Мьёр все еще пытались спастись, слуг же их видно уже не было.
Борясь с ветром, к нему приблизился Эмергин. Великий Друид взял Корума за руку.
— Я видел смерть Гоффанона. Если бы мы могли отправить его в Кэр-Ллюд, Котел мог бы вернуть ему жизнь.
Корум покачал головой.
— Он хотел умереть, — сказал Принц Эмергину. Эмергин понимающе кивнул и обратил свой взор к внутреннему кругу.
— Фой Мьёр еще сопротивляются вихрю, но он унес в Лимб едва ли не всю их армию.
Корум вдруг вспомнил о Джерри и попытался разглядеть его среди туманных, зыбких фигур, стоявших у алтаря. На миг ему показалось, что он видит его. Лицо Джерри было бледно, как полотно, он отчаянно размахивал руками, — но тут же образ его исчез.
И тогда один за одним стали исчезать сами Фой Мьёр. Ветер стих, и каменные круги стали замедлять свое кружение. Мабдены со счастливыми криками бросились к алтарю, на котором сидел черно-белый кот и лежал позолоченный бронзовый ларец.
На месте оставались только Корум и Ильбрик, они стояли над телом своего поверженного товарища, карлика Гоффанона.
— Он успел дать мне совет, Ильбрик, — сказал Корум. — Он советует нам как можно быстрее оставить этот мир, ибо с мабденами наши судьбы уже не связаны.
— Возможно, это и так, — ответствовал Ильбрик, — Теперь, когда все уже позади, я вернусь в подводные владения отца. Не радует меня эта победа, не смогу я больше сдвинуть кубки со старым другом Гоффаноном, не смогу я больше спеть вместе с ним старых песен сидхи. Прощай, Корум. — Он опустил свою огромную руку на плечо Корума. — Может быть, ты желаешь пойти вместе со мной?
— Я люблю Медбх, — ответил Корум. — Поэтому я должен остаться.
Ильбрик неторопливо забрался в седло и, не прощаясь, поскакал по заснеженной равнине в направлении запада.
И видел это лишь Корум.
ГЛАВА ПЯТАЯ ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЗАМОК ОУИН
К тому времени, когда они вернулись в Кэр-Ллюд. зима уже начала отступать. Нужно было заново отстроить порушенное, предать огню тела погибших, очистить столицу от следов пребывания Фон Мьёр. И все же мабдены были счастливы.
Эмергин вновь занял главную башню, в которой некогда содержался как узник. Он выставил на всеобщее обозрение волшебные Котел и Ворота Власти, как доказательство того, что Фой Мьёр навсегда изгнаны из этих земель, а Вечная Тьма развеяна.
Они чествовали Корума, как великого героя, спасшего их народ. Они слагали песни о его трех походах, о доблести его и отваге. Но Коруму не становилось от этого легче, — сердце его переполняла печаль по унесенному в Лимб Джерри-а-Конелю, по кузнецу Гоффанону, сраженному мечом, нареченным Предателем.
Прошло совсем немного времени с того дня, когда они прибыли в Кэр-Ллюд, когда Эмергин, взяв с собой котика и золоченый ларец, отправился на верх башни. Всю ночь над городом бушевала гроза — сверкали молнии, гремел гром, но ни капли дождя не упало на землю. Наутро Эмергин вышел из башни уже без ларца, держа в руках испуганного кота Базилия, и сказал Коруму о том, что договор выполнен теперь обеими сторонами. Глаза у кота теперь были такими же, как и прежде. С той поры Корум всюду носил его с собой.
Когда прошла первая волна празднеств, Корум простился с Эмергином и сказал ему, что хочет вернуться в Кэр-Малод с оставшимися в живых Туха-на-Кремм Кройх, этого же желала и горячо любимая им королева Медбх. Эмергин поблагодарил Корума и сказал, что в скором времени он намерен посетить Кэр-Малод и провести не один день в беседах с Корумом. Корум отвечал, что он будет с нетерпением ждать визита Верховного Правителя.
На том друзья и расстались.
И вновь они скакали на запад. Земля опять зазеленела, но звери пока не спешили возвращаться в родные места. Встречавшиеся на пути селения были безлюдны. Наконец, путники достигли стен Кэр-Малода, крепости, стоявшей на холме меж дубравой и морем.
Прошло несколько дней. Проснувшись утром, Медбх обняла Корума и шепнула ему:
— Ты стал другим, мой милый. Ты никогда не был таким мрачным.
— Прости меня, — сказал он. — Я люблю тебя, Медбх.
— Я прощаю тебя, — отвечала она ему. — Я тоже люблю тебя, Корум.
Однако голос ее звучал как-то неуверенно, глаза же были устремлены куда-то вдаль.
— Я люблю тебя, — повторила она, поцеловав Принца в губы.
Ночь или две спустя Корум проснулся от кошмара, в котором он увидел свое лицо, искаженное злобой, и услышал звуки арфы, игравшей где-то за стенами Кэр-Малода. Принц хотел разбудить Медбх и рассказать ей об этом, но женщины нигде не было. Наутро Корум спросил ее о том, где же она была в эту ночь; королева же отвечала ему, что один его сон сменился другим — всю ночь она была рядом с Принцем.
Проснувшись следующей ночью, Корум увидел, что королева мирно спит рядом с ним. Некая сила заставила его подняться, облачиться в доспехи и опоясаться мечом, носившим имя Предатель. Корум вышел из замка, ведя под уздцы Желтого Жеребца. За стенами крепости он оседлал его и поскакал к морю, туда, где стоял одинокий утес, называвшийся мабденами Замком Оуин, вадаги же называли замок Эрорн. В этом месте Корум родился и вырос, здесь он был счастлив.
Склонившись к голове Желтого Жеребца, Корум прошептал ему на ухо:
— Конь Легера, ты наделен великими умом и силою. Сможешь ли ты перенести меня через эту пропасть?
