Гордость прошлым Гамбурга, равно как и гордость принадлежностью к городу-государству со своими собственными ярко выраженными традициями и образом жизни, была существенным элементом локального патриотизма, к которому апеллировала крупная буржуазия в стремлении как-то противодействовать тому, что гамбургский рабочий класс все больше “поддерживал анти-гамбургских социал-демократов” (ibid.: 139).
Коснувшиеся всех перемены, связанные с Первой мировой войной, положили конец существованию в Гамбурге этой консенсусной модели власти политически и экономически могущественных граждан, основанной на недопущении неимущих слоев к участию в управлении городом.
Результаты сравнения Гамбурга и Франкфурта в период до 20-х гг. XX в
Взгляд с позиций анализа собственной логики, направленный на политическую культуру и самопонимание городов, на их архитектурную структуру и воздействие на городскую атмосферу, предполагает, что эти механизмы рассматриваются, с одной стороны, как результат причинно-следственных связей, констелляций власти и регулирования границ. С другой стороны, эти механизмы являются ориентирами для мышления, действий и чувств граждан, посредством которых сознательно или бессознательно оказывается влияние на устойчивость или неустойчивость структур власти. Они – в качестве места стыка для процессов обратной связи – могут быть отправной точкой как для усиления, так и для ослабления отношений власти в городе и за счет этого снова влиять на тип воспроизводства этого города.
Теперь мы сравним Франкфурт и Гамбург с точки зрения констелляций власти, регулирования границ, выработанной при этом политической культуры и самопонимания, а также архитектурного производства города и его атмосферы.
Прежде всего бросается в глаза то, что в Гамбурге и Франкфурте общественная, экономическая и политическая власти были переплетены очень по-разному.
Во Франкфурте, несмотря на новые, более современные механизмы рекрутирования политической верхушки города, в XIX в. снова установилось доминирование одной группы, которая держала в своих руках политическую, экономическую и общественную власть. Причину этого можно усмотреть, с одной стороны, в социальной близости городской элиты к той политической власти, от которой город зависел, а с другой стороны, также в экономических преимуществах, которые получали от этого все слои населения города. Доминирование во Франкфурте означало, что не было необходимости достигать компромиссов с другими силами в политической системе: решающими факторами были отношения власти и стабильное большинство. Эта модель доминирования не сработала в 1866 г. при регулировании границы для поддержания независимости города именно из-за близости правящего класса к вышестоящей политической власти. Это положило конец политической культуре доминирования, а также традиционному самопониманию Франкфурта как главного места политических форумов в Германии. В связи с этим рухнуло многое из того, что считалось само собой разумеющимся, и возникла необходимость вырабатывать новое самопонимание города и новую политическую культуру. Рамку для этого задавала прусская система муниципального самоуправления с сильной позицией обер-бургомистра. В данном процессе стали играть роль подавлявшиеся до 1866 г. демократические и промышленные силы, но неимущие классы, как и прежде, к нему не допускались. Сформировалась новая промышленная элита, которая стала задавать тон в общественной жизни города. Она поддержала своими деньгами создание университета с социологическим факультетом, который должен был обогатить потенциал Франкфурта как промышленного, торгового и транспортного узла, однако город и его экономика уже скатились обратно в “блаженную самодостаточность”. Будучи богатым городом, он не считал для себя необходимым приспосабливаться к новым требованиям экономической и политической ситуации.
Когда после Первой мировой войны во Франкфурте появилось демократически избранное руководство, политика переориентировалась в большей степени на промышленность, легитимируя себя вниманием к интересам рабочих и условиям их жизни.
В 1920-е гг. Франкфурт в архитектурно-градостроительном отношении решительно превращается в современный город на окраинах – в качестве контрапункта позднесредневековому историческому центру, который хранил память о значимой истории города и мог пробуждать воспоминание о ней. Тем не менее, в это время стало заметно, что старый город из-за скопления в нем беднейшего населения и из-за тех транспортных затруднений, которые он претерпевал, все меньше годился на роль структурной основы для самопонимания Франкфурта как процветающего современного промышленного города.
В Гамбурге направляющую роль в политике играла модель консенсуса между Советом и собранием граждан. В XVIII и XIX вв. решающее значение для города имели рекрутировавшиеся из верхнего слоя купечества Совет и коммерц-депутация в консенсусе с собранием граждан. Это означало больше гибкости в экономических делах; свободная торговля как основа экономического успеха ни у кого не вызывала возражений. Во Франкфурте же самостоятельное регулирование границ было в течение длительного времени блокировано экономически активными силами. Когда политическое руководство осуществлялось их представителями, они блокировали развитие индустрии.
Гамбургская культура консенсуса оказалась и в условиях политического кризиса 1866 г. более гибкой, чем франкфуртская культура доминирования, так что Гамбург смог сохранить свою независимость, а местная традиция и самопонимание остались неизменными.
Наряду с этими структурными различиями, однако, нельзя упускать из виду такой существенный, решающий для развития каждого из городов фактор, как долговечность и устойчивость их институтов.
В Гамбурге традиционная политическая система с ее консенсусом между Сенатом и собранием граждан просуществовала на 50 лет дольше, чем культура доминирования во Франкфурте.
Точно так же Гамбург на 50 лет позже Франкфурта оказался включен в германское таможенное пространство. Специализация крупного купечества и связанный с ней раскол интересов произошли в Гамбурге на 50 лет позже, чем во Франкфурте. В течение этих 50 лет в общественной сфере Гамбурга постоянно господствовал коммерчески активный, скрепляемый брачными связями верхний слой купечества, который не смешивался с остальными и отграничивался от них внешне, тогда как во Франкфурте задавал тон круг коммерсантов, который уже в первой трети XIX в. распался на тех, кто жил в основном ярмарочной торговлей, и тех, чьи интересы лежали в банковской сфере. Относительно небольшой круг франкфуртского высшего общества в этот исторический период оказался более открытым для иммигрантов, нежели гамбургская финансовая и политическая элита.
