Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Должно быть, Саперштейн – одержимый. Классический безумный ученый.
– Я не понимаю, – подал голос Пит. Он обхватил себя руками – так сильно его трясло в этой душной комнатушке. – Если в Хэвене делали клонов, зачем им понадобились обычные дети? В чем смысл?
– Деньги, – вымолвила Джемма пронзительным тоном.
Харлисс недоуменно уставился на нее. Может, он позабыл об ее присутствии?
А Пит не смотрел на нее вообще.
– Думаю, Саперштейн стремился к тому, чтобы компания отца вложила деньги в Хэвен. Он намеревался удержать институт на плаву. А кое-кто из руководства Хэвена быстро смекнул, что штамповать детей для богачей – не столь прибыльное занятие.
Произнося это вслух, Джемма ощутила болезненное удовольствие. Пит беззвучно выругался. Тайна выплыла наружу. Она – урод. Монстр. Это несомненно.
– «Файн энд Ивз» много работали на военных. Саперштейн, возможно, хотел доказать, что клоны могут быть полезны. Скорее всего, он мечтал заключить крупный контракт. Но если ученые из Хэвена не могли позволить себе производить реплик в производственных масштабах, то Саперштейн решил идти до конца. Он взял детей, про которых думал, что их не хватятся. И использовал их для опытов. Поэтому он и получил столько денег, сколько нужно.
– Значит, в Хэвене жили нормальные дети вперемешку с репликами, – подытожил Пит…
Джемма даже не сумела разозлиться на его слова. А как еще их называть?
– Возможно, в первом поколении, – уточнила Джемма. (Харлисс говорил, что его дочь – примерно ее ровесница.) – А когда Саперштейн получил военный контракт через «Файн энд Ивз», он не стал рисковать.
Реплики стоят дорого. Кроме того, в тот момент он стал главным боссом. Во всяком случае, так думали все те, кто работал в Хэвене.
Джемма подумала про дрожащие руки Лиры, про ее худобу и спутанность сознания. Болезнь Лиры представилась Джемме чем-то вроде заражения паразитами.
Неведомые прионы, как насекомые, маршировали в крови Лиры, гнездились в складочках ее мозга.
– Я думал, что Брен, возможно, еще там, – прошептал Харлисс и смахнул слезы.
С этими большими покрасневшими глазами и хлюпающим носом он еще сильнее смахивал на собаку.
– Меня выпустили из тюрьмы полтора месяца назад, и я сразу же пошел по следу. После того как я увидел тебя, – он коротко кивнул в сторону Джеммы, будто они встречались в особняке ее отца за чашкой чая, – я решил, что обязательно доберусь до Хэвена. Я считал, что найду способ попасть на остров – и проверю тех несчастных… Но я опоздал. Огонь был высотой этажа в три. Тот, кто устроил взрыв или поджог, сделал это на совесть.
– Да, – тихо подтвердила Джемма. – Мы тоже там были.
Харлисс погрузился в раздумья.
– Про что я говорил?… – пробормотал он. – Так вот, я отсидел и начал искать хоть какую-то зацепку. А та женщина, Эмилия Хуан, ее имя попадалось во всех материалах, связанных с «Домашним фондом». В одной газете я увидел ее фотографию, и меня осенило. Я однажды видел ее – у вас дома. Представляешь?… Должно быть, она пришла вместе с Саперштейном, случайно заметила Эйми с малышкой и стала ворковать над Бренди-Николь…
Поэтому я понял, что мне надо съездить в Палм-Гроув, хоть я и слышал, что Эмилия Хуан повесилась.
Но у меня не было выбора. Помню, как я сидел в своей комнате в мотеле и гадал, что делать дальше, и вдруг увидел тебя на другой стороне улицы. – Харлисс немного оживился. – Это был знак. Сам Господь сказал мне, что я на верном пути.
Джемма почти забыла, что они оказались в «Супер 8» не по своей воле, что их принудили, и Харлисс может в любой миг выхватить пистолет.
Она жалела Рика Харлисса, но это вовсе не означало, что ему стоит доверять. Он долгие годы пребывал в отчаянии, и ему было нечего терять. Скверное сочетание.
– Мистер Харлисс, я доплыла до Елового острова, – сказала Джемма. – Институт уничтожен. Там есть только пепелище. Если ваша дочь действительно жила в Хэвене, то сейчас практически нет шансов ее найти.
– Джемма, – еле слышно произнес Пит, но Джемма не обратила на него внимания. Плевать! С тем же успехом Пит мог бы кричать, она бы тоже никак не отреагировала.
Джеммой овладело безрассудство. Ее мир рухнул. Не лучше ли покончить со всем разом, впустив в свое нутро боль и растворившись в ней навсегда? Это гораздо лучше, чем годы уколов и мелких придирок, бередящей лжи и полуправды, оставляющих тебя с содранной кожей.
– Лучше откажитесь от этой идеи, – добавила Джемма. – Вы не обретете ничего, кроме разочарования. Оно разобьет вам сердце.
– Да поздно уж его разбивать, – огрызнулся Харлисс другим тоном. Он встал, и страх тотчас вернулся к Джемме вместе с чувствами.
Харлисс сделал несколько шагов и неожиданно повернулся к Джемме спиной. Джемма подумала, не попытаться ли завладеть пистолетом, но в итоге не смогла заставить себя дотронуться до ящика тумбочки.
Харлисс стоял, уткнувшись носом в угол со сморщенными обоями – он как будто выпал из реальности.
Джемма машинально отметила, что рядом находится дверь, ведущая в ванную комнату, разумеется, дешевую и изрядно загаженную прежними клиентами мотеля.
Через некоторое время тишина стала невыносимой. Джемма увидела, что плечи Харлисса подрагивают, и она поняла, что он плачет.
– Когда Брен была совсем крошкой, мы с ее матерью обкурились, а она выбралась из кроватки. И разбила себе голову о стеклянный столик. Никогда этого не забуду. Весь ковер пропитался кровью. Ей наложили шов на лоб, двадцать стежков. В тот раз ее чуть у нас не забрали. – Харлисс, похоже, забылся, погрузившись в прошлое. – А я не попросил у нее прощения. Так и не сказал ей…
Но что он хотел сказать дочери, осталось неизвестным – Харлисс подавился словами.
У Джеммы ком подкатил к горлу. Ее вогнало в ступор воспоминание о Лире – и о старом шраме у нее над правой бровью. Она вполне могла получить его в раннем детстве.
– Мистер Харлисс, – сказала Джемма. – У вас есть фотография Бренди-Николь?
Харлисс обернулся. Лицо его приобрело багровый оттенок. На верхней губе блестела сопля, и Джемма обрадовалась, когда он ее вытер.
– Да, – ответил он, сосредоточившись. – Я ее ношу с собой с того самого дня, как освободился во второй раз. – Харлисс вытащил из кармана потрепанный кожаный бумажник и принялся рыться в нем.
Протянутая рука Джеммы выглядела чужеродным искусственным предметом, белым, раздутым и лишенным жизни.
Эмма. Первого ребенка Кристины звали Эмма, но она давно мертва.
– Другие снимки остались у Эйми, а потом куда-то подевались.
Фотография оказалась маленькой. Девочке на ней было не больше трех лет. Она сидела на полу, в синем платьице и белых колготках, темные волосы сколоты розовыми заколками. Девочка держала в руках пластмассовую чашку с силуэтами шествующих львов и улыбалась кому-то за камерой.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
