Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
— Ты в порядке?
Вагнер во власти мучительной боли от бесчисленных булавок и иголок, терзающих тело, но его глаза могут сфокусироваться, и он способен говорить. Ирина, которая любит кусаться. Саша Эрмин. Волки Магдалены.
— Вперед, уходим, уходим. — Саша Эрмин. Нэйная стая быстро уносит Вагнера прочь по улице. Его тело онемело и зудит, он обмочился.
— Вам, волчатам, нужно многому учиться по поводу того, что означает быть в стае, — говорит Ирина. — Вы слишком привыкли к тому, что Земля постоянно у вас над головой. Когда Земля темнеет, не перестаешь быть волком. — Но она выглядит по-другому, пахнет по-другому, у нее другая прическа и стандартный спортивный наряд; тысяча отличий свидетельствуют о том, что она не волк.
— Мы узнали о конкурсе, предметом которого было твое убийство, — говорит высокий мускулистый мужчина в спортивном трико и беговых кроссовках. Вагнер видел, как он перелетел через ограждение, держась одной рукой, и сбил киллершу с ног ударом в почки.
— Спасибо, — говорит Вагнер. Звучит неубедительно, но на самом деле нет более истинного слова.
— Когда все постоянно сами по себе — это неправильно, — говорит Саша. — Мы отнесем тебя в Дом Стаи и там приведем в порядок.
— Мне нужно в Жуан-ди-Деус, — протестует Вагнер. — Я должен увидеться с семьей.
— Мы теперь твоя семья, — говорит Ирина и вручает ему потерянный нож.
Марина приносит чай из гостиной, чтобы сидеть, пить и смотреть, как спит мужчина. После секса у нее всегда бессонница. Мужчины храпят, вздыхают или бормочут что-то всю ночь, в то время как она вытаскивает руку из-под живота, меняет положение ноги, выскальзывает из-под плеча, чтобы не сомкнуть глаз до восхода солнца.
Марина пьет чай. Темную комнату озаряет только случайный свет из ванной, с улицы, превращая кожу Карлиньоса в бархат. У него самая красивая кожа в мире. Как и все пылевики, он избавился от волос на теле. Стягивать пов-скаф с волосатой спины крайне мучительно. Она нежно касается его кожи, боясь разбудить; этого достаточно, чтобы заразиться дремотой, ощутить живое электричество. Свет порождает изысканные тени на ландшафте его спины, точно низкое солнце, обнажая отметины, которые отдаленно похожи на старые кратеры и борозды. Его бок, его бедро и скульптурный изгиб ягодицы покрыты сетью тонких линий. Шрамы.
Обаяшка; интриган; оратор; боец.
Он дышит как ребенок.
Как же хорошо, когда с нею мускулистый мужчина. Высокий, мускулистый мужчина; по-лунному высокий, достаточно крупный, чтобы подхватить на руки, объять, взять верх — ей это нравится. Крупный мужчина, которого можно перекатить на спину и оседлать. Другие ее мужчины были коллегами: гики и инженеры, игроки в кости и случайные бегуны; сноубордисты и скейтбордисты. Спортивные парни. Однажды случился качок; был еще пловец. Он находился в хорошей форме. Земляне. Это лунный мужчина. Марина видела Карлиньоса обнаженным, когда он освежался после Долгого бега, надевал скаф, снимал скаф, в том драгоценном бассейне в Бэйкоу, под взглядом и под сенью лап Ао-Куана, но до сих пор ни разу не видела в нем мужчину с Луны, лежащего на животе, повернув голову в сторону, в ее собственной кровати. И он такой необычный, этот лунный мужчина. На голову с лишним выше Марины, хотя по стандартам второго поколения считается невысоким, а среди стройных как деревья третьих — и вовсе ниже среднего. Его кожа плотно облегает иную мускулатуру, чей ландшафт, как и все прочие ландшафты, подвластен гравитации. Пальцы на ногах длинные и гибкие. Пальцами на ногах надо хвататься. Икроножные мышцы круглые и крепкие: у Марины болели икры целый месяц, пока она училась походке лунных девушек. Мышцы бедер у Карлиньоса четко очерченные и длинные благодаря бегу, но по земным стандартам они недоразвитые. Мышцы бедер слишком сильные для Луны: из-за них можно вре́заться в стену, в людей, а еще можно взмыть к самой крыше и раскроить себе череп. Зад у него великолепный. Марине хочется его укусить. Икры и зад — вот что нужно, чтобы обрести раскованную походку, которой славится проспект Гагарина. Вот почему ретро 1950-х на пике популярности в этом сезоне; эти пышные юбки и короткие жакеты наполняют улицы соблазном.
Марина не видит живот Карлиньоса, но знает, что пресс у него тугой, плотный. Его хребет прячется в глубокой лощине между мышцами. Верхняя часть тела, по контрасту с нижней, чрезмерно развита. Тяжелые плечи, массивные пекторальные мышцы, бицепсы и трицепсы бугрятся. Широкая грудная клетка. На Луне сила верхней части тела нужна больше, чем нижней. Он лежит, растянувшись на ее постели, точно побежденный супергерой из мультика. Дышит ртом.
Странный мужчина, красивый мужчина. Ты в хорошей физической форме для этого мира, и в этой форме твоя красота. Но я такая же сильная, как ты, я швырнула тебя о стену в больнице, когда ты меня напугал. Я схватила тебя, когда ты на меня набросился, и опрокинула, и ты рассмеялся, потому что ни одна амор никогда такого с тобой не делала, и тогда я набросилась на тебя.
Чай Марины почти остыл.
Она бежала, коридор за коридором, не в силах покинуть больницу, город, Луну, пока не нашла маленький уголок. Там она сжалась в комочек, обняла колени и почувствовала, как давит каменное небо: миллиарды тонн неба. Там он ее и нашел. Сел по другую сторону коридора, не сказав ни слова и не попытавшись прикоснуться, ничего не сделал, просто остался там. Наверху, в Байрру-Алту, в отчаявшихся небесах, человек с ножом забрал ее туманную ловушку и выпил ее воду прямо у нее на глазах. Нож победил, нож всегда побеждает. Нож был упреком для Марины, пока страх, ярость и адреналин не заставили ее бросить вызов ножу и вогнать титановый штырь человеку в мозг, пробив верхнюю часть черепа.
— Карлиньос, — говорит она. — Мне страшно.
«Страшно?»
— Я как ты.
В своей комнате под тем же самым каменным небом она опускается щекой в ложбинку на спине Карлиньоса. Чувствует, как он движется в такт дыханию, ощущает ритм его сердца, его крови. Невероятную текстуру его кожи. Шрамы она совсем не ощущает.
— О боже, что же нам теперь делать?..
— Сколько ему? — спрашивает Лукасинью.
— Двадцать восемь, — отвечает Лукас.
— Двадцать восемь!
В возрасте Лукасинью это смерть. Лукас помнит себя в семнадцать. Как ему все было ненавистно… Его затмевала длинная тень Рафы, немногие друзья разъехались кто куда, он потерял с ними связь и чувствовал себя слишком неуклюжим и неуверенным, чтобы налаживать новые знакомства. Все вокруг казалось неправильным: друзья, любовницы, одежда, смех и то, что семнадцатилетний считает любовью. На Рафу это все лилось дождем, пропитывало его насквозь обаянием, очищало. А Лукас как был одиноким, так и остался.
Он завидует сыну; легкой сексуальности Лукасинью, его обаянию, тому, как ему уютно в собственном теле. Булавке с Доной Луной на его лацкане.
Лукас встретил сына на станции. Парнишка надел весь свой пирсинг — официальный случай! — и прижимал к груди картонную коробку с тортом. Увидев ее, Лукас едва не улыбнулся. Где же Лукасинью научился такой доброте? Эскольты расчистили путь сквозь толпу людей, случайно заприметивших звезду. На Луне ничто не заслуживало такого количества слухов, как попытка убийства. Лукасинью держал свой торт, как ребенка, пока над его головой шныряли дроны.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
