Признания слетали с его губ легко, так отделяются от веток спелые плоды. И тут я понял: ему вполне по силам было написать даже Учебник Жизни для Умных.
— С одной стороны, те, кто наделен разумом, будут тебе мешать, чтобы ты с ними не сравнялся. А с другой — вокруг толпы идиотов, тысячи кретинов и отдельные сумасшедшие. Тратить время на то, чтобы всех образумить, переделать, воспитать?.. Зачем? Чтобы они соответствовали твоим представлениям о том, каким должен быть человек? Но это невозможно: сделать всех похожими друг на друга и на тебя! Поэтому: делай свое дело, не обращай внимания на докучливых слепней, мух и комаров. Делай свое, и у тебя появятся попутчики, те, с кем ты сможешь разделить груз, перемолвиться словом. Это будут только попутчики, не следует их переоценивать и слишком им доверять, каждому из них собственная жизнь дороже твоей (что естественно), но все же они скрасят твое одиночество в пути…
Я смотрел на него — и любил и ненавидел одновременно. Он все, все знал — про меня, про себя и про всех других.
— Думаешь, я ничего не понимаю? Всю жизнь ты стеснялся быть собой. Что-то казалось тебе неудобным, что-то — неловким. А то, на что надо было попросту наплевать, — обязательным. В результате ты прожил какую-то странную, никчемную, и уж, во всяком случае, не свою жизнь. Ты и сейчас, беседуя со мной, стесняешься дать волю чувствам. А вот я никогда не стеснялся. И не стесняюсь.
ЧТО ВЕРНО, ТО ВЕРНО
Он жил на всю катушку, а я робел.
Он жил в свое удовольствие, а я отпихивал радости или откладывал их на потом.
Он жил, как ему удобно, а я — так, как удобно другим.
* ЕСЛИ КТО-ТО ЖИВЕТ ТАК, КАК ЕМУ УДОБНО, — ТЕМ, КТО РЯДОМ ПРИХОДИТСЯ ПРИСПОСАБЛИВАТЬСЯ. И ЖИТЬ НЕУДОБНО.
КОГДА ВСЁ БЛЕСТЯЩЕ
— У тебя все складывалось блестяще, — сказал он. — Ты — классический тип неудачника. Таких все любят, потому что таким не завидуют. Но ты сам все испортил. Ты не состоялся ни в чем. Но стал доказывать, что заслуживаешь лучшего, хотя неудачи — это типичное, естественное для тебя состояние.
— Хочу узнать, — спросил я. — Был ли случай, чтобы я кого-нибудь подвел? Обманул? Предал?
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал Марко-фьев. — Ты не пойдешь ни на какую подлость, хитрость, ложь… А в жизни на это сплошь и рядом приходится идти. Ты — урод. Белая ворона. От таких, как ты, отворачиваются, ибо не знают, чего от них ожидать. Нет, любят других.
* БЕЗУПРЕЧНОСТЬ — ХУДШАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА. Нет худшей для человека характеристики, чем БЕЗУПРЕЧНОСТЬ. Ведите себя БЕЗУПРЕЧНО — и сами увидите, что из этого получится.
ПСУ ПОД ХВОСТ
— На что ты потратил отпущенный тебе срок? — спросил он. — Сидел в одиночестве, изводил бумагу, всех отшил, жену упустил. И оказался банкротом. Человек — тот же самый банковский сейф. Что ты накопил? И что я? Нет, не о человечестве ты заботился, о себе. А вот я — был и остаюсь настоящим человеком. И человечество по достоинству оценило именно мои заслуги. Ты не находишь, что в нашем с тобой споре оно поддержало меня? Я — такой же, как все. А чего ждать от хмыря, который сам не живет и другим не позволяет? Не мешай людям осуществлять свое право на счастье! А помогай! Другой философии в этой жизни нет. Когда мы устраивали гулянки и выписывали девочек, может быть, они приезжали к нам, просветленные высокой идеей материнства? Или мы были одержимы манией отцовства? Нет, и мы, и они хорошо знали, чего хотим от этих встреч. У-до-вольст-вия! — чеканя каждый слог, произнес он.
ВМЕСТЕ СО СТРАНОЙ
И еще он сказал, причем не без гордости:
— Я всегда жил вместе со страной. Вся страна гуляла, и я гулял. Все бездельничали, и я бездельничал. За отчетный период мною прожиты сотни ящиков водки, десятки флаконов французского одеколона, уж не говорю про горы съеденных деликатесов: балыка, икры, севрюги, говядины… А уж пива выпито… Попытаться переплыть — захлебнешься! Но теперь… — Голос его посуровел, он сверкнул глазами. — Вся страна засучила рукава, и я засучил. Все взялись за работу — и я взялся. Я живу в гармонии с обществом. У меня идеально развито чувство времени. Я талантливый сын века. А может быть… — Тут он скромно потупился. — Это время и страна подстраиваются под меня…
КОЛЛЕКЦИОНЕР ОШИБОК
Мне он посочувствовал:
— Обидно, что ситуация всегда против тебя. Что ты лежишь, прикованный к постели. Мне действительно тебя жаль. Мне и всегда было жаль… У тебя на лбу написано, что ты — из породы проигравших. И ты останешься на больничной койке, а я улечу к теплому морю и уже вечером искупаюсь…
Он засмеялся. Наверное, предвкушая удовольствие.
— Ты дурак, — сказал он. — Ты — коллекционер ошибок. Я действительно хотел тебе помочь. Но теперь даже к лучшему, что тебя не станет. Я в очередной раз присвою твое новое открытие, твою незащищенную диссертацию. И слава моя вновь прогремит по свету. А тебя закопают в землю, и даже памяти о тебе не останется.
Он придвинулся ко мне:
— Ну, где украденные вещи?
Я не спешил отвечать. И в свою очередь задал ему вопрос:
— Как считаешь, если начну исправлять совершенные ошибки и исправлю их все — наверстаю упущенное? Верну счастье?
— Счастье — в том, чтобы ошибаться, — изрек он. И спохватился: — Я уже опаздываю. У меня билеты в кармане. — Маркофьев похлопал себя по груди, там, где сердце и где хранят возле него наиболее ценные документы. — Печально, конечно, с тобой расставаться. Все-таки прожили вместе целую жизнь… Но я хочу искупаться… Я мечтаю искупаться…
— А может, останешься? — не без издевки попросил я.
— Ах, вот оно что, — догадался он. — Ты, значит, решил испытать мое терпение… Что ж…
Усмехнувшись, он выдернул из-под пластыря, налепленного на мою ключицу, гибкую трубочку капельницы с иглой на конце.
— Ты умрешь даже раньше, чем того ожидают врачи, — наблюдая за моей реакцией, сказал Маркофьев. И, опять не сдержавшись, повысил голос: — Где вещи? Говори, где они?
Дробно стучали по линолеуму падающие из иглы капельки, мгновения моей жизни. Их, наверно, натекла целая лужа.
— Скажи, а Моцарт смог бы стырить у Сальери партитуры? — спросил я.
Возможно, он решил, что я брежу. И забеспокоился:
— Пойми, тебе уже вообще ничего не нужно… Ты уже одной ногой на том свете… Ну, куда ты их дел? Мне плевать, но Лаура меня достала.
Я поманил его здоровой рукой. Он почти приник ко мне, чтобы услышать мой слабеющий шепот и различить слова… Гипсом, что было силы, я двинул ему в челюсть. А затем обрушил эту тяжесть — на его затылок. Медленно он стал сползать на пол.
Вы не забыли: ЧТОБЫ ВЫЙТИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ, НАДО ИМЕТЬ ЖЕЛЕЗНОЕ ЗДОРОВЬЕ!
И еще: УБИТЬ МОЖЕТ КАЖДЫЙ. Стоит только захотеть.
